Шрифт:
Закладка:
– А не задержат ли мой отъезд все эти геральдические ухищрения? – тревожился я.
– Без герба и положенных знаков отличия, Джиллермо, ты никуда не поедешь, – твёрдо сказал дядюшка. – Среди тех, кто встретится на твоём пути, найдётся немало опытных в турнирных делах воинов, знающих имена всех европейских рыцарей, их фамильные древа и гербы. Не приведи Господи такому молодому воину, как ты, попасть на язык шутникам, стать жертвой язвительных насмешек, а пуще того – обвинений в присвоении не принадлежащих тебе родовых отличий…
Я набычился:
– Я смогу постоять за свою честь!
– Нисколько не сомневаюсь, дорогой племянник, в твоей храбрости. Это в тебе от Гифреда Волосатого… И всё же, прежде чем отстаивать свою честь в поединке, её надо соблюсти в экипировке. Запомни, рыцаря встречают по его снаряжению, а уж после смотрят, каков он в бою. И, конечно, не менее важно, чтобы боевой конь соответствовал своему хозяину. А ещё лучше, чтобы у рыцаря было два коня. Конь для турнира должен быть высоким и крепким в кости, а для боя с неверными лучше брать коня помельче, но повыносливей…
Андалузского жеребца гнедой масти дядюшка нашёл для меня на рынке в Риполи. Жеребец был молод и, как сулил его продавец, вынослив и не строптив, что для боевого коня куда важнее, нежели резвость и горячность.
Я назвал его Вельянтифом. Так звали коня легендарного Роланда, что в переводе с французского означало – бдительный, бодрствующий. Правда, Себастиан стал доказывать мне, что в испанской традиции имя легендарного коня – Брильянор, то есть тот, у кого золотая узда. Но я ответил Себастиану, что конь у рыцаря должен почитаться не за узду, а за качества, необходимые в бою. И Вельянтиф остался Вельянтифом.
Пока в Барселоне ковались мои доспехи, дядюшка продолжал искать для меня подходящего оруженосца.
Мы горячо обсуждали возможных претендентов.
– Можно отправить с тобой Себастиана, возложив на него такое послушание, – рассуждал дядюшка. – Ты знаешь его с детства, и он, безусловно, предан тебе. Но скажи мне, будущий рыцарь, положа руку на сердце, какой оруженосец из монаха и книгочея?… С тех пор как ты был ребёнком, он нисколько не переменился: всё так же любит сказки и небылицы… Ему в мяч играть, а не меч держать! К тому же и навыков походных не имеет: ни шатёр поставить, ни костёр разжечь не сумеет. А от его варева ты скоро ноги протянешь…
– Отправьте со мной одного из ваших норманнов. Они все опытные воины!
Дядюшка, поразмыслив, эту идею отверг:
– Нет, мой мальчик, никого из норманнов я с тобой не пошлю. Наёмник всегда остаётся наёмником: его преданность измеряется числом полученных манкузо, и нет уверенности, что её не поколеблет большая сумма, которую ему однажды посулят.
Мы так и не смогли найти для меня достойного спутника. И тут вмешалось само Провидение.
Ожидая прибытия снаряжения, я ежедневно объезжал Вельянтифа, обучая его ходить под боевым седлом, слушаться поводьев, стремян и шпор.
В один из дней я скакал по горной дороге, ведущей из Риполя в Жерону. На повороте дороги застряла повозка, гружённая большими бочками.
В миг, когда я поравнялся с ней, возница, пытаясь сдвинуть телегу с места, истошно заорал на лошадей и с остервенением стеганул их бичом.
Лошади, запряжённые в повозку, шарахнулись в сторону. Затрещало дышло. Телега резко накренилась и опрокинулась. Верёвки, крепившие бочки, порвались, и одна из них с грохотом покатилась прямо под ноги моего Вельянтифа.
Он встал на дыбы, едва не выбросив меня из седла, скакнул через бочку и понёсся прямо к обрыву…
Я изо всех сил натягивал поводья, но конь не слушался.
До обрыва было уже рукой подать. Но тут наперерез коню бросился какой-то прохожий.
На ходу он, срывая с себя чёрный плащ, в прыжке искусно, как фокусник из бродячего цирка, накрыл им голову Вельянтифа, обхватил его шею мёртвой хваткой и повис на ней всем телом.
Вельянтиф, пробежав ещё несколько пасов[5], остановился как вкопанный.
Незнакомец, выждав немного, отпустил шею коня, ловко сдернул с его головы плащ и тут же крепко ухватился за трензель, лишая Вельянтифа любой возможности взбрыкнуть.
Моим спасителем оказался кряжистый, словно дуб, мужчина лет тридцати пяти – сорока. Одет как простолюдин, грубые, словно из камня высеченные, черты лица, небольшая, рыжая и клочковатая борода. Но взгляд прямой и независимый говорил о том, что передо мной не землепашец, а скорее воин-наёмник или же разбойник с большой дороги. В пользу этого предположения свидетельствовали висящие на поясе короткий меч, похожий на арабский, и узкий кинжал, какие французы называют стилетами.
Впрочем, мой спаситель вёл себя сдержанно и даже учтиво, демонстрируя, что каким-то манерам он всё-таки обучен.
– Вашему коню нужны глухие шоры, сеньор, – низким, слегка хрипловатым голосом произнёс он, – а ещё лучше, простите, что лезу не в своё дело, было бы обзавестись кожаным шанфроном. Вещь новая, но для рыцарского коня незаменимая…
Я сошёл с коня, который уже перестал трепетать, и сказал как можно значительнее:
– Перед тобой сын графа Рамона Вифреда I, властителя Кердани и иных земель. Ты спас мне жизнь, незнакомец, и я готов отблагодарить тебя. Назови своё имя, если оно у тебя есть.
Незнакомец почтительно склонил голову, но от меня не укрылось, что при этом он едва заметно усмехнулся:
– Меня зовут Пако, сеньор.
– Хорошо, Пако, – сказал я, подражая отцу, когда он поощрял отличившихся воинов, и важно, повторяя отцовский жест, положил руку на плечо Пако. – Приходи в Риполь, в монастырь Присной Девы Марии. Спросишь меня, и я воздам тебе за твоё благодеяние.
– Я как раз туда и направляюсь, сеньор. Мне надобно повидать его преосвященство епископа Жиронского.
– В его доме меня и найдёшь, – сказал я и вставил ногу в стремя.
Пако придержал Вельянтифа под уздцы, но конь уже и так вёл себя смирно.
Я, не оглядываясь, поскакал в Риполь.
Дядюшка, услышав мой рассказ о происшествии на дороге, осенил меня крестом и произнёс, воздев глаза к небу:
– Господь любит тебя, Джиллермо, и бережёт. И этот Пако (до чего же незатейливые имена встречаются у простолюдинов!) тоже не иначе как по воле Божьей возник у тебя на пути. Ладно, поглядим, кто он такой и что ему надобно…
Пако появился в монастыре после полуденной молитвы.
Дядюшка уединился с ним в исповедальне.
