Ожидая, я нетерпеливо прохаживался по патио. Первым вышел из храма Пако. Он издали поклонился мне и направился в келью для паломников. Следом на пороге появился дядюшка и подозвал меня к себе.

– Радуйся, Джиллермо, я нашёл тебе оруженосца! – объявил он.

– Это Пако? – удивился я решению моего наставника, который обычно следовал пословице: семь раз отмерь, единожды отрежь. – Но почему он? Вы же его совсем не знаете? Осмотрительно ли так доверяться первому встречному!

Дядюшка обрадовался:

– Ты становишься осторожным, Джиллермо. Это хорошо! Воину осторожность крайне необходима. И впредь веди себя так, но о моём выборе не волнуйся. Уверен: этот Пако не подведёт…

– Да он же с виду сущий разбойник… – непроизвольно вырвалось у меня сомнение в искренности моего недавнего спасителя.

Дядюшка укоризненно покачал головой, но продолжил без нравоучений:

– Это как раз тот человек, которого мы искали. Он много лет служил в Тулузе в войске графа Раймунда, к которому я собираюсь тебя направить. А теперь этот Пако решил отойти от ратных дел и полностью посвятить себя служению Божьему. Для того и прибыл в Риполь. Исповедовавшись в грехах, он сегодня же просил постричь его в монахи. Но я, отпустив Пако прошлые грехи, смог убедить его последовать за тобой в Святую землю, пообещав, что по возвращении, конечно, если Господь будет милостив к нему и позволит ему вернуться из Крестового похода живым, он получит лучшую келью в нашем монастыре…

– Я всё же не стал бы так доверяться… – начал я старую песню и тут же осёкся, запоздало устыдившись собственной неблагодарности.

Дядюшка улыбнулся:

– Ты думаешь, дорогой Джиллермо, среди тех, кто отправился к стенам Иерусалима сражаться за Гроб Господень, будут одни святоши? Готовься исподволь к тому, что встретишь там много таких же грешников и заблудших душ, как этот Пако. К тому же ты сам видел, как он смел и решителен, как умело обращается с конём… Полагаю, что он и в бою будет надёжно прикрывать твою спину. Главное, что Пако хорошо знает жизнь мирскую, но при этом сделал осознанный выбор в пользу жизни духовной. Он будет стремиться вернуться в Риполь и, значит, сделает всё для того, чтобы и ты, Джиллермо, вернулся сюда невредимым.

– А вы не подумали, падре, что Пако могла подослать Бибиэна? – выложил я свой последний аргумент. – Уж как-то очень вовремя он появился на моей дороге…

– Ну, тогда стоит предположить, что и жеребца для тебя нарочно подослала она, и понёс тебя он не иначе как по её тёмной воле… – не разделил моих опасений дядюшка. – Подумай сам: будь Пако посланцем твоей мачехи, разве бы кинулся он тебя спасать! Напротив, ещё бы подстегнул твоего Вельянтифа… Вот что, Джиллермо, не ищи того, чего нет. Уж я-то разбираюсь в людях!

Дядюшка был так убеждён в своей правоте, что я согласился с его доводами.

2

Мой отъезд пришёлся на день рождества небесной покровительницы рипольской обители – Святой Девы Марии.

Дядюшка-епископ вышел проводить меня в праздничном облачении и не смог сдержать слёз:

– Прощай, дорогой Джиллермо! Ты отправляешься вершить святое дело! Поезжай с лёгким сердцем! Я и вся наша братия будем денно и нощно молиться, чтобы Благословенная ныне и присно Святая Дева оберегала тебя… – Он по-отечески меня обнял, шепнув на ухо, что даёт мне отпущение грехов in articulo mortis[6], пообещал сообщить моему отцу о том, что я отправился в святой поход и, чтобы отец не гневался за то, что это было сделано без его согласия, отыскать самые нужные и убедительные слова, дабы умилостивить его.

Я сдержанно поблагодарил моего благодетеля, прилагая усилия, чтобы сохранить суровое выражение лица, которое, по моему глубокому убеждению, присуще подлинному рыцарю.

– Береги себя, Джиллермо, – перекрестил меня дядюшка. Он и в миг нашего расставания не удержался от очередного напутствия. – Отныне, мой мальчик, ты сам будешь принимать все решения. Всегда соизмеряй их со святым именем Господа нашего и с тем славным именем, какое носишь по праву рождения. Запомни, как «Отче наш», что слава предков придаёт блеск только тем, кто носит её с достоинством, а опозоривших своё имя она делает ещё более презренными…

Сопровождаемые колокольным звоном, мы с Пако неспешно выехали из ворот монастыря. Наш путь лежал на северо-восток, в сторону Руссильона.

Со стороны наша кавалькада, как мне казалось, выглядела довольно внушительно. Впереди ехал я на рыжей генетте, выносливой лошади испанской породы, следом на пегой кобыле покачивался в седле Пако. Он вёл за собой в поводу моего Вельянтифа, к седлу которого были приторочены щит и копьё с небольшим треугольным флажком, разукрашенным в золотисто-алые геральдические цвета моего рода. Замыкал шествие серый печальный мул, гружённый поклажей.

Встречным должно было быть очевидно, что перед ними – настоящий рыцарь со своим оруженосцем. Рыцарем я рассчитывал стать в самое ближайшее время. В моей дорожной сумке, кроме Святого Писания, подаренного Себастианом, лежало письмо, адресованное дядюшкой-епископом графу Раймунду Тулузскому IV Сен-Жилю, ко двору которого я направлялся и на чьё покровительство в предстоящем Крестовом походе рассчитывал.

Путь нам предстоял неблизкий, дорога оказалась довольно пустынной.

В первый день навстречу попались только две простые повозки и несколько путников-селян. При нашем приближении они предпочли спрятаться в придорожных кустах и оттуда с испугом взирали нам вслед, пока мы не удалились.

Пейзаж, вопреки моим ожиданиям новизны и приключений, был скучен: пустынные поля чередовались с сосновыми борами да с рощами вечнозелёного дуба – никаких рыцарских замков и даже заурядных постоялых дворов…

Правда, ближе к вечеру мы проехали через небольшое селение, показавшееся мне необитаемым – полуразвалившиеся хибары, крытые почерневшей соломой, на единственной улочке, по которой пролегал наш путь, ни людей, ни скотины, и даже собаки ни разу не тявкнули…

Однообразная дорога, небо, затянутое серыми облаками, – всё это располагало к неторопким дорожным разговорам, но Пако оказался спутником молчаливым: за весь день он произнёс всего несколько фраз, и то в ответ на мои вопросы. Впрочем, это не мешало ему успешно выполнять обязанности проводника и оруженосца.

На ночлег мы остановись в небольшом сосновом бору, росшем на пологом горном склоне.

Пако отыскал среди сосен пригодную для стоянки поляну, закрытую от посторонних глаз. Место для лагеря было удобным. Из расщелины среди камней бил родничок. На поляне густо зеленела трава.

Пако проворно расседлал, стреножил лошадей и мула. Отпустив их пастись, он так же ловко установил шатёр и развёл костёр.

Мы поужинали припасами, которыми нас снабдили в Риполе,