так и соображения сиюминутной выгоды. В историографии издавна утвердилась точка зрения, согласно которой Великие географические открытия и последовавшее за ними возникновение новых морских и торговых путей явились роковыми в судьбе торговых связей Венеции с Востоком. Долгое время исследователи утверждали, что именно эти процессы положили конец процветающей торговле специями. Однако это не совсем так. Правомернее говорить о том, что на протяжении XVI в. в зависимости от изменения экономической и политической конъюнктуры венецианская торговля знала периоды подъема и упадка. И если в 1504 г. принадлежавшие Венеции галеры вернулись из Александрии и Бейрута без груза специй, а в 1515 г. республика была вынуждена закупать перец в Лиссабоне, то позднее, в 1550–1570 гг., проходившие по Средиземному и Красному морям традиционные пути торговли специями вновь приобрели прежнее значение. Впоследствии, после захвата Испанией Португалии, Филипп II предложил Венецианской республике монополию на торговлю специями и их перепродажу в Лиссабон. Однако Светлейшая отказалась под тем предлогом, что основная сфера ее государственных интересов находится на Востоке. Ситуация изменилась лишь в начале XVII в., когда основной объем торговли специями распределялся уже между западными, а не восточными торговыми компаниями. В этот период Венеция, постепенно утрачивая свои позиции великой морской державы, лишалась и традиционной роли посредника в торговле между Западом и Востоком.

Из сказанного, однако, не следует, что, хотя традиционные области приложения усилий венецианского патрициата — торговая деятельность и отношения с Востоком — находились в глубоком кризисе, он не отдавал себе отчета в происходящем. Наиболее дальновидные слои общества довольно скоро поняли, что бесплодное оплакивание славного прошлого Крестовых походов ни к чему не приведет и единственно возможный выход из сложившейся ситуации — попытаться изменить привычные методы и стиль мышления. Доказательство тому — активные поиски новых экономических решений, характерных для Венеции XVI в. Несмотря на внешнее различие, они преследовали одну цель — коренную перестройку экономики города и преобразование Венеции из торгово-посреднического центра в производственный на манер других итальянских городов-государств. Несомненно, самой важной экономической инициативой Венеции XVI в. стало бурное развитие шерстяной промышленности (в 1602 г. было произведено 28 729 кусков сукна), очень скоро нанесшее ущерб интересам местных центров производства в материковой части республики. Помимо суконной промышленности следует отметить также производство стекла в Мурано и изготовление предметов роскоши, в котором Светлейшая не знала равных. А как важна была роль книгопечатного дела в Венеции XVI в.! В момент его расцвета в городе насчитывалось примерно 113 типографий, в их числе типографии Мануция[239] и Джолито[240], занимавшие особое место не только в истории книгопечатания, но и вообще в истории культуры XVI в.

Экономические преобразования были призваны вернуть Венеции былое величие. В 1565 г. в городе проживало 175 тыс. жителей (цифра по тем временам немалая!), и даже после эпидемий чумы 1576–1577 гг. этот показатель достигал примерно 140 тыс. человек. Параллельно с демографическим взлетом в Венеции началось бурное развитие монументального строительства. Многие из знаменитых венецианских дворцов, в частности Палаццо Корнер-Спинелли, были возведены именно в XVI в. Тогда же приобрела свой нынешний вид Пьяцца Сан-Марко. В 1537–1540 гг. архитектор Якопо Сансовино построил здание знаменитой Лоджетты, Старой библиотеки Сан-Марко (1536–1554) и Монетного двора (Ла Дзекка) (1537–1545). Наконец, в 1586 г. силуэт площади был дополнен сооруженным архитектором Виченцо Скамоцци зданием Прокурацие нуове (Новые прокурации). Так в пору заката былой славы Венеция пыталась запечатлеть свой образ в эпоху наивысшего расцвета.

Между тем бум в венецианской промышленности и оживление экономической жизни города оказались недолговечными. «Бабье лето» итальянской экономики, явившееся результатом благоприятной конъюнктуры и следствием преобразований в экономической жизни Италии, было коротким. Уже в 1570 г. в шерстяной промышленности проявились первые признаки застоя. Этот же процесс коснулся как частного, так и военного кораблестроения: судостроительная промышленность, ориентированная на производство устаревших к тому времени моделей, начала давать сбои. В этих условиях самым надежным и по многим показателям выгодным видом вложения капитала оказалась недвижимость. Причем речь шла прежде всего о приобретении земель в материковой части венецианских владений.

Непрерывный рост населения как в самом городе, так и на материке привел к обострению продовольственной проблемы. Об этом свидетельствует, с одной стороны, распространение в сельской местности с середины XVI в. кукурузы (эта культура оказалась более рентабельной, чем пшеница, и требовала меньших затрат), а с другой — проведение в этот период крупномасштабных мелиоративных работ. По самым оптимистическим подсчетам, площадь размером около полумиллиона кампи[241] до того необрабатываемых полей Тревизо были введены в севооборот. В любом случае, какими бы ни были масштабы этого феномена, несомненно, что выявившаяся еще со второй половины XV в. заинтересованность венецианского патрициата в приобретении поместий в материковой части владений Светлейшей стала настолько острой, что этот процесс превратился в подлинную гонку за землей. На протяжении XVI в. число загородных вилл знатных венецианцев возросло в 4 раза по сравнению с предыдущим столетием и достигло 257. Среди этих сооружений встречаются истинные шедевры неоклассицизма Андреа Палладио[242]: Маль-контента недалеко от Миры (1560), Ротонда близ Виченцы, Бадоэр неподалеку от Ровиго, великолепная вилла Барбаро-Вольпи ди Мазер, расписанная Паоло Веронезе (1528–1588). По подсчетам патриция Пьеро Бадоэра, к 1588 г. жители Венеции заселили примерно треть земель Падуи, 18 % области Тревизо и 3 % более отдаленных земель Вероны. Вместе с тем сбор десятины, поземельного налога, взимавшегося как со светских, так и с церковных землевладений, вырос с 33 тыс. дукатов в 1510 г. до 134 тыс. в 1582 г., что было значительной суммой даже в условиях инфляции, вызванной «революцией цен».

Имеющиеся в нашем распоряжении источники не позволяют с полной достоверностью судить о том, какая именно часть высших слоев венецианского общества в наибольшей мере способствовала вложению средств в недвижимость и скупала земли на материке. По всей вероятности, новые землевладельцы были выходцами из древних влиятельных родов. Процесс превращения венецианского патрициата в земельную аристократию сопровождался сужением этого круга и превращением его в элиту, а нередко находился от него в прямой зависимости. Собственно, в политическом отношении эта тенденция проявлялась уже давно. Так, во время войны с турками в состав Большого совета вошли молодые отпрыски лучших семей города. Хотя многим еще не исполнилось 25 лет (что было необходимым условием), они предоставили сумму в 20 тыс. дукатов. С этих пор главным арбитром общественно-политической жизни города становится Совет десяти с участием небольшой по численности комиссии, в которой заседали представители самых знаменитых семей Венеции (zonta). Это в свою очередь вызвало волну негодования тех слоев нобилитета, которые в данной ситуации оказались