Турине были созданы парламенты. Не следует забывать и о том, что одним из французских правителей был такой просвещенный и передовой человек, как Гийом Дю Белле. Подъему Савойского герцогства способствовал и тот факт, что проведший молодость в сражениях с французами Эммануил Филиберт тем не менее не стал сворачивать с намеченного его вчерашними врагами курса. Вступив во владение герцогством, он приложил все усилия для дальнейшего укрепления центральной власти, наступления на устаревшие правовые нормы и преодоления центробежных феодальных тенденций. Наконец, разве не уроженцем Савойи был и Клод де Сейсель[237] (в течение некоторого времени — архиепископ Турина), прославивший в XVI в. великую французскую монархию?

Таким образом, внутренняя политика Эммануила Филиберта определялась строгими, последовательными принципами внутригосударственной централизации. Он прилагал все усилия к тому, чтобы выстроить иерархию подчинения частных интересов государственным, ведь именно этот принцип превратил Францию в великую монархию. Герцог видел, в какие бедствия может ввергнуть даже такую могущественную державу, как Франция, политическая и религиозная разобщенность. Религиозные войны в этой стране убедили Эммануила Филиберта в том, насколько важно при установлении абсолютизма религиозное единство и, следовательно, приверженность утвержденным на Тридентском вселенском соборе принципам ортодоксального католицизма. Учрежденные французами парламенты были сохранены (их лишь переименовали в сенаты), и герцог воспользовался ими в борьбе с местной юрисдикцией за установление обычного права и королевского правосудия. До того времени в отдельных областях Пьемонта все еще предусматривалась в качестве наказания за убийство выплата убийцей выкупа. Однако в период «революции цен» сумма такого выкупа, указанная в денежных единицах на момент появления этих древних обычаев, обесценилась в несколько раз, что приводило как к полной безнаказанности преступников, так и к стремлению местных властей вершить правосудие по собственному разумению, без вмешательства центральных органов. Одновременно с утверждением новых парламентов французского типа лишались власти и старые феодальные институты, основанные, подобно Генеральным и провинциальным штатам во Франции, на сословном представительстве. Путем создания провинций, префектур и Государственного совета Эммануил Филиберт заложил основу для более современного административного устройства. Параллельно с реформами систем управления и права проводились преобразования в области финансовой политики, что вылилось прежде всего во введение в обращение новой единой денежной единицы. В 1577 г. была реорганизована Палата графов, преобразованная в две параллельные структуры, заседавшие, соответственно, в Турине и Шамбери.

Однако самой важной реформой Эммануила Филиберта была военная. Она привела к созданию 20-тысячной армии пехотинцев, набиравшихся по территориальным округам. Эта реформа повлекла за собой серьезные политические последствия: она способствовала дальнейшему наступлению на привилегии знати и феодалов, которые отныне уже не были единственной опорой герцога в случае военной опасности. Разумеется, процесс утверждения абсолютизма савойского образца не мог не затронуть экономическую и продовольственную сферы. Помимо упомянутой попытки отмены крепостного права был учрежден банк для управления коммерческими делами, во главе которого встали генуэзские финансисты. Кроме того, создавались льготные условия для развития торговли в порту Ниццы, стимулировалась деятельность мануфактур по производству шелка и стекла, а также типографий. Ради экономического процветания государства Эммануил Филиберт, незадолго до того изгнавший религиозное меньшинство вальденсов из альпийских долин Пелличе и Кизоне, не задумываясь проявил благосклонность к появлению в стране колоний еврейских купцов и банкиров, что даже привело его к конфликту с Католической церковью. Таким образом, в Савойском герцогстве наметились два пути перехода к абсолютизму французского типа: авторитарный и репрессивный, с одной стороны, и путь развития и обновления — с другой. При Эммануиле Филиберте вторая тенденция возобладала над первой.

Венеция после Аньяделло

Вся история Венеции со времени битвы при Аньяделло — это по существу история упадка. Как правило, традиционная историография XVIII–XIX вв. рисовала катастрофические картины упадка прежде сильной страны. Вместе с тем если говорить о более поздних исторических исследованиях, то в них, напротив, подчеркивается наличие элементов развития и подъема, которые, несомненно, присутствовали в политической и экономической организации Венецианской республики в XVI в. Речь, однако, идет не о коренном пересмотре или отрицании всего накопленного историографического опыта, а лишь о попытке взглянуть на это явление по-новому. Изучая историю Венеции в XVI в., нельзя не отметить совершенно определенные тенденции к упадку, что подтверждается на примере конкретных событий той эпохи.

Начнем с простой констатации факта: в начале XVII в. Венеция уже не была великой средиземноморской державой. Ее влияние и свобода передвижения были ограничены не только в регионе Средиземного моря под напором растущей конкуренции голландцев и французов, но и в Адриатике, которую прежде Венеция рассматривала не иначе, как собственный «залив». Немалая роль в ограничении венецианской торговли принадлежала нападавшим с островов Далмации венгерским пиратам, заручившимся покровительством австрийских Габсбургов. Республика была уже не способна положить конец этому разбою, на что с немалым основанием стала претендовать Османская империя. Таким образом, Венеция, оказавшись между молотом Габсбургов и наковальней Порты, постепенно утратила былую славу великой морской державы. Кроме того, с запада Светлейшей угрожала Испания, которая в то время владела Миланом и решала судьбы многих итальянских государств. Однако все это произошло не сразу, и Венеция еще неоднократно одерживала крупные победы. Хотя во время войны с турками в 1538–1540 гг. она потеряла Нафплион, Монемвасию и некоторые острова в Эгейском море (что вынудило Светлейшую на протяжении 30 лет проводить сдержанную изоляционистскую политику), положение Венецианского государства существенно изменилось после того, как в 1571 г. Святая лига одержала решительную победу над турецким флотом при Лепанто[238]. Причем основной вклад внесли именно венецианские корабли. Но для Венеции триумф при Лепанто не имел будущего. Вследствие того что Испания заняла уклончивую позицию в вопросе о продолжении борьбы в Восточном Средиземноморье, венецианская дипломатия была вынуждена уступить и в 1573 г. заключила с могущественной Портой мирный договор, условия которого оказались крайне невыгодными для Светлейшей. Венеция окончательно теряла Кипр (он был оккупирован турками в ходе военных действий), а также небольшие владения в Эпире и Албании. Кроме того, она соглашалась выплатить значительную компенсацию.

Что же подвигло Венецию на заключение этого договора, воспринятого ее союзниками как предательство общих интересов? Если оставить в стороне затруднения чисто финансового характера, связанные с «дороговизной» войны, причиной подобного решения было, по всей видимости, стремление поправить свои позиции в Леванте. А ведь именно на них основывалось могущество и процветание Венеции. Немалую роль в этом сыграли как исторически сложившиеся традиции и обычаи государства,