насосы, что-то такое, Малик не разбирался. Дима открыл калитку в заборе, и оттуда с радостным лаем выбежал ротвейлер, обежал Диму и прижался боком к его ногам. Вот оно что, заманили собаку к насосам и закрыли там, чтобы не помешала. Твари.

Они втроем пошли вдоль пруда, к тропинке через парк. По дороге наткнулись на сумку Малика, та была выпотрошена и изорвана, овощи – раздавлены, яйца – разбиты, недоделанная яичница, не сваренная шурпа. Малик решил отвести Диму с собакой домой, потом вернуться и прибрать продукты. Но сначала присел, чтобы посмотреть, что осталось целым, вдруг мясо в плотной пленке или консервы.

– Фу, – бросил он псу, который начал лизать полузамерзший желток. – Не трогай.

– Ваше? – спросил Дима, засунутый руками в карманы, спрятанный головой в шарф.

– Да. Мое.

Дима протянул консервы, а его черные варежка и пуховик слились с небесной чернотой. Малик улыбнулся и сложил банку в сумку. Да, уцелевшее можно донести в ее лохмотьях, спасибо, Дима.

* * *

Крис быстро шла, практически бежала, практически летела по школьным коридорам. Посмотрев расписание одиннадцатого «А» на доске возле ученических раздевалок, она поднялась на третий этаж и теперь заворачивала к кабинету английского. Надо было успеть до того, как Клара Леонидовна начнет запускать класс в кабинет – звонок на второй урок должен был заорать вот-вот. Можно было сделать это и до первого урока, но Крис всегда на него опаздывала (или не приходила), а ждать еще урок сил не было.

Странно, обычно злость проходила быстро и оставалась где-то на фоне, сливалась с общей ноющей мелодией о несправедливости и мерзости жизни. Но в ней злость всё еще кипела, водила хороводы по телу и не давала думать.

То, что Спиридонова сделала вчера в туалете, Крис стерпела. Точнее, сначала стерпела, а потом… А потом появились эти гопари, напали на Макса, и тут тонкая струна Кристининого терпения лопнула, как всегда бывает с некачественными струнами при чересчур агрессивной игре. Решила: какого черта?! Какого черта они должны, она должна это терпеть?! Этот вихрь из дерьма и насмешек недалеких людей.

Не должна и не будет.

Пролетела два десятка метров от лестницы до нужного коридора. Спиридонова стояла там с подружками, что-то негромко обсуждая.

– Эй! – крикнула Крис.

Спиридонова обернулась, и на ее лице успели появиться зачатки удивления. Кулак с зажатой зажигалкой – конфетка в обертке – полетел в ее лицо. Непрочно стоявшее из-за разворота кобылистое тело покачнулось и согнулось. Крис ударила второй раз, но Спиридонова, потеряв равновесие, уже падала, так что кулак только проскользил по щеке. Этого хватило. Крис прыгнула на лежащую Спиридонову, взяла ее за ворот водолазки и поднесла кулак к носу, из которого уже начинала вытекать кровь.

Сердце стучало сумасшедшим дабстепом. Говорить нужно было быстро, пока Спиридонова или ее подружки не опомнились.

– Еще раз ко мне подойдешь, я тебе все зубы выбью, сука тупая. Поняла меня? – и дернула за воротник так, что Спиридонова шмякнулась затылком о пол. Раздался глухой стук. Отрезали ниточку – уши и отвалились.

Спиридонова сильно-сильно, на максималку раскрыла глаза, будто тужилась их высрать, и быстро закивала.

Потом Крис будет думать, что быстрые кивки – хороший признак, значит, сотрясения нет, значит, даже если жалобы, то ничего. Но это потом, а сейчас она, не выпуская натягивающуюся и трещащую водолазку, надавила Спиридоновой коленом на живот и, под сдавленное кряхтение лежащей, встала.

Готово. Крис быстро, опять же пока никто не опомнился, пошла к лестнице. И быстро бы ретировалась, но налетела на Клару Леонидовну. Ее визг, сотрясавший всё ее обрюзгшее тело, не был слышен из-за звонка, раздавшегося прямо над Кристининым ухом.

* * *

Не то чтобы Виталию Афанасьевичу Золотухину было приятно огорчать подчиненных (и вообще людей). Ладно, было, конечно, приятно, но для этого нужно было много говорить, что-то решать – забирая любимые игрушки у одних, надо было отдавать их другим, уговаривать и объяснять. Не сам же он будет развлекаться с этими игрушками, нянчиться с этим девятиклассником.

Иногда – например, сейчас – он думал, куда его вообще занесло. Директор коррекционной школы восьмого вида, царь дна, в этом всём он пытался быть важным, деловым, носил костюмы, отчитывал и (редко, разве что по праздникам) хвалил подчиненных, считая, что для них его мнение многого стоит, выслушивал плановые отчеты, многозначительно кивал, вообще-то не всегда понимая профессиональные термины.

Ладно, ему было, конечно, приятно огорчать подчиненных (и вообще людей), поскольку должен же он хоть как-то пользоваться своим положением, должно же оно было хоть чем-то радовать, не просто же так он выполз из подвального театра и корячился на курсах переподготовки, посещая одно занятие через три. Но разгребать остальное ему не нравилось. Вот и сегодня ему было приятно сказать Новоселовой – точнее, Иноземцевой, простите, всё не мог запомнить ее фамилию после замужества, – что ее любимый мальчик больше не ее. Но совершенно не нравилось, что теперь придется уговаривать другого работника, именно этого, взять этого Спиридонова. А у него и выхода не было: мама мальчика отчетливо дала понять, что от него, Виталия Афанасьевича, ждала, не забыв упомянуть всё, чем он лично и школа семье Спиридоновых обязаны.

Раздался стук, но дверь открылась до того, как Виталий Афанасьевич успел сказать войдите. Керимова Динара Саидовна процокала на высоких (действительно высоких) каблуках до кресла и села.

– Динара Саидовна, э, здравствуйте. – Он прекрасно знал, что ей не может приказывать, и вообще ничего с ней не может. А потому и ее тоже немного не любил[24].

Поздоровалась в ответ.

– Динара Саидовна, я понимаю, вы этим не занимаетесь и не для этого у нас, но… понимаете, меня так просили и… знаете, очень настойчиво просили. Есть один мальчик, уже выпускной класс, буквально пару месяцев осталось…

– И? – ответила она на выжидательную паузу Виталия Афанасьевича.

– Вы не возьметесь за него? Диагностики, там, тестики… Так, буквально закрыть дыру в программе, всё равно он уже скоро…

– Что за мальчик?

– В смысле… э-э как его…

– Как зовут?

– Дмитрий Спиридонов. Данилович.

– О. Интересно. – Динара Саидовна задумалась, и это директора порадовало.

Виталий Афанасьевич продолжил объяснять, что его очень просили отдать мальчика очень хорошему, самому лучшему, самому первоклассному[25] специалисту, а она смотрела на него как-то снисходительно. Когда он заканчивал, она глядела на часы.

– Мы вам в характеристику всё впишем для Москвы, покажете там везде, грамоту вам дадим, Динара Саидовна, всё что хотите!

Ты и так всё, что захочу, впишешь мне в