Шрифт:
Закладка:
– Да какая его телка, ты посмотри, он ж пидор-пидором.
– Да вы и ее-то видели, лесба поди. Слышь, лесба, ты лесба?
– Не лесба она! – выкрикнул Макс, стараясь придать голосу басовитость (с успехом ниже среднего). – Отстаньте!
– Пидорок голос подал.
Они обступили их – сжимающееся, как сжимается в удушье горло, кольцо, – и теперь никому не за кем было прятаться.
– А я слышал, что все телки би на самом деле. Типа все они могут со всеми.
– Это тебе твоя мамка сказала? – подзадорил друга один из них и загоготал.
– Нет, твоя, а-ха-ха, – тот слегка толкнул его в ответ.
– Чего вам надо?! – неожиданно громко для себя крикнула Крис.
– Да так, ниче, мы просто шутим.
– А это кольцо у тебя в носу, что, если за него дернуть?
– Я тебе дерну! – Макс, дурак.
Уже поворачиваясь к нему, она увидела, как Макс сгибается, а в его животе тонет рука гопаря.
– Он сказал передерну? – пятеро засмеялись.
Крис склонилась над упавшим Максом, прорыв коленями колею в снегу.
– Ты язык свой прикуси, увалень, – и в живот Макса полетела нога, и он скрючился еще сильнее, свернулся морским коньком.
– Оставьте его! Что он вам сделал-то?!
– Но Крис быстро взяли за шкирку и откинули на несколько метров назад, она приземлилась в серый сугроб у гаража и оттуда смотрела, как пятеро били и пинали Макса, а из него доносились только тихие стоны, наполовину скрываемые ветром и выкриками и шумным дыханием гопников. Это длилось меньше минуты, возможно, даже несколько секунд, сложно сказать, компания, насладившись, выдохнула и вроде бы успокоилась. Одна голова этой гидры повернулась в сторону Крис, и та вжалась в сугроб и даже вроде бы оттолкнулась ногами, чтобы оказаться еще дальше, еще ближе к гаражу и, если повезет, исчезнуть в нем.
– Пошли, че ты, – сказала другая голова. – Не хватало еще, чтоб она потом на нас.
Гидра посмотрела на Крис пятью головами, харкнула сквозь острые зубы в Макса, отвернулась и пошла по гаражной аллее, через минуту прочно соединившись в одно тело – пятно, скрывшееся вдалеке. А Макс лежал в серо-розовом снегу, слабо шевеля ногами в узких порванных джинсах, в разодранном пальто, а когда Крис подошла к нему, он повернул к ней лицо, полное щелей.
Они – щели заплывших глаз, наполовину выбитого зуба, порванной кожи на лице – смотрели на Крис все три квартала, что она вела Макса в травмпункт, и Крис хотела бы их не видеть, ничего не помнить, даже хотела бы вернуться в туалет к Спиридоновой. Скоро они нашли осевшее желтовато-серое здание, не дававшее повода задуматься, что оно прячет в себе медицинское учреждение. Но табличка утверждала, что так и есть, и они протопали ко входу.
Женщина за стойкой администрации – полуостровок посреди бедлама – смотрела на них с сомнением, видно, пытаясь понять, насколько серьезный и срочный перед ней случай.
– Переломов нет? – всматривалась она в заплывшее, но уже очищенное от крови лицо Макса.
Откуда мы знаем, блин.
– Вроде бы нет, – ответил Макс, по дороге он говорил, что переломов, кажется, нет, только ушибы или что там, это ладно, не очень страшно. Сказал, в детстве ему сломали ногу, эту боль он бы ни с чем не спутал. Настя отвечала, что дойти до травмы всё равно надо.
– Ладно, давайте паспорт и полис.
Ни того ни другого у Макса с собой не оказалось. Они с Крис испуганно переглянусь – по правде, у нее тоже не было с собой этих доков, кто вообще носит с собой паспорт? По нему всё равно не продадут (и без него продавали как миленькие, почти везде), а полис вообще для чего нужен-то?
Женщина, очевидно, решив, что дело не столь серьезное и срочное, чтобы нельзя было сопроводить его усталым и раздраженным вздохом, устало и раздраженно вздохнула.
– Без полиса?! Без полиса не можем!
Они стояли перед ней растерянные, а еще Крис – разозленная, Макс – поникший. Мимо ходили замотанные, мумифицированные люди, опирались на трости и костыли, воздух оседал в носу тяжелыми старческими запахами.
– Да как так-то?! Вы же видите…
– Не-мо-жем. Несите полис.
– Женщина, вы обязаны принять, даже без полиса, – выкрикнула стоящая следующая в очереди. – Давайте быстрее, у меня рука щас отвалится, я еле стою, – несколько человек, стоявшие за ней, одобрительно загудели.
Женщина за стойкой снова тяжело и глубоко вздохнула, что, очевидно, было главной ее обязанностью. Посмотрела на ветвящееся щупальце людей и, по всей вероятности, приняла волевое для себя решение, спросила Ф. И. О., место регистрации и цифры полиса (ну, спросила и спросила, Макс цифры всё равно не знал).
– Ладно, вот вам, – брякнула на стойку талон. – Сто десятый, в порядке живой очереди. Рядом живете? Потом занесёте документы[23].
– Вообще-то я…
– Следующий, проходите! – завопила женщина сквозь Макса и Крис.
* * *
Чертыхавшаяся по поводу снежной грязи, которая, кстати, очень плохо отчищается – один раз надел брюки, и всё, в стирку, надел трижды, потом неси в химчистку, – Аня вылезла из тачки, обогнула ее, стараясь вляпаться как можно меньше, дошла до тротуара и зашагала к коррекционной школе. Что-то как-то в последнее время много связанного с Димой врывается в ее жизнь. Ничего, сегодня это должно было закончиться. Всё к тому вело, точнее, Аня сама к тому вела, как и всегда в своей жизни, о чем не забывала себе напоминать.
Надо было быстро-быстро, потом еще ехать в салон на проверку и – раз уж будет там – маникюр. И быстро-быстро, чтобы никто не увидел – и чтобы никого не встретить. Ни Диму, ни эту его дефективную. А если Даня позвонит? Она уже в салоне, не может говорить.
Мысль о том, что она делает что-то неправильно, поступает некрасиво, ей в голову приходила, но довольно быстро откланивалась. А что, не она в этом всём виновата, и не с нее спрашивать надо.
Аня добежала до крыльца, зашла в школу, озираясь, прошла по коридору, другому, завернула к нужному кабинету. Снова – раз третий за день – открыла телефон и посмотрела имя с отчеством, чтобы не перепутать, как в прошлый раз. И, кажется, в позапрошлый. Постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь. Так, нужно быстро-быстро.
* * *
– Ты уверен? Может, всё-таки надо? – Крис смотрела на смотрящее на нее зашитое, обработанное лицо.
– Да ладно. Всё нормально, если что, потом обращусь.
– Если? Что?
– Если что не так будет. Я же пойму, не идиот, – улыбнулся