Шрифт:
Закладка:
– Да, и, будет момент, не забудь упомянуть, что работаешь в металлургии.
– Настя, блин!
– Ладно-ладно. Всё, идут.
Они поприветствовали прошедших через зал к их столику мужчину и женщину, которую тот вел под руку. Представились – те, что не были знакомы, то есть Сережа с Даниилом и Анной.
– Очень приятно.
– Взаимно, – буркнуло по другую сторону стола.
Настя надела доброжелательную улыбку, и держать ее постоянно натянутой было так же сложно, как держать натянутой тетиву – она пробовала в детстве, в лагере, куда мама ее отправляла на несколько смен каждое лето.
– Мы заказали закуски, – робко. – А пока можем посмотреть горячее.
Все спрятались в меню, и через пару минут, когда официант записал в кремовый блокнот названия блюд, Даниил протянул:
– Ну-у-с?
– Мы торопимся, у нас еще сегодня встречи, – Анна.
Все вчетвером были одеты как на подиум. Мужчины – в костюмах, у Даниила – галстук, у Сережи – бабочка, Настя – в платье, на столе лежал клатч, а на Анне поверх платья была меховая накидка. Настя полутра этой субботы выбирала, в чем пойти и во что одеть мужа, наряжала его, как куклу перед воображаемой свадьбой.
Они с Сережей спорили, кому нужно начать. Она говорила, что он мужик, поэтому говорить должен он – а теперь послушай, самое главное, не забудь сказать… А он отвечал, что это ее идея, и вообще будет некорректно, если он, для них совершенно чужой, что-то начнет говорить, то есть, конечно, я тебя поддержу, но начинай уж ты сама.
– Мы хотели вот так, в непринужденной, так сказать, обстановке… – Настя хотела зажмуриться, чтобы не видеть взгляды, эти четыре сверла. – Поговорить с вами о Диме.
– Это мы поняли из звонка, спасибо. Я думала, мы о нем уже наговорились когда-то.
– Ань, подожди. – Даниил взял жену за руку. – Что вы нам хотели сказать?
Настю смутил напор. Сколько, шесть лет она с ним не сталкивалась? Уже и забыла, какая эта Анна сучковатая. Но взяла себя в руки.
– Это насчет вашего переезда. Вы же летом… в Америку? Вот насчет того, что вы переезжаете без Димы.
Нет, она совсем умалишенная.
Аня так подумала про эту дефектологиню еще давно, во время их второго или третьего разговора в школе. Та наседала, рассказывала, как воспитывать сына, говорила, что лучше, а что не надо. Бля, да у Ани трое детей, она уж, наверное, знает, как воспитывать! А у той вроде только одна дочь. Три – один. В Анину пользу.
Аня подумала, что ее любимая Анастасия Александровна практически сумасшедшая, когда та позвонила Дане и позвала их обоих в ресторан – поговорить по поводу Димы, какая-то проблема, что-то там еще, очень-очень важно. И почему они вечно прилипают и не могут отлипнуть, что это за мания.
И вот они сидели здесь, друг напротив друга. Анастасия Александровна – можно просто Анастасия, раз уж мы тут, вот так — что-то жалась и мямлила.
– Мы хотели вот так, в непринужденной, так сказать, обстановке… поговорить с вами о Диме.
Аня еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Да, это мы поняли еще из звонка, дальше?
Даня попытался успокоить жену, нежно положив свою ладонь на ее руку. Знал бы он, что это ни хрена не успокаивает.
– Это насчет вашего переезда. Вы же летом… в Америку? Вот насчет того, что вы переезжаете без Димы.
Очень интересно (нет).
Даня отпустил Анину руку. Это было почти что командой. Фас.
Только Аня уже открыла рот, чтобы что-то сказать – еще не знала, что конкретно, но точно неприятное, – как дефектологша почувствовала в себе силу для слов:
– Понимаете, я знаю, что вы летом уезжаете, мне Дима рассказал, но его не берете. Хотели оставить с бабушкой, но… Примите, кстати, мои соболезнования. Замечательная была женщина. Мы с ней виделись… однажды. Хотели оставить с ней, а теперь – в интернат. Я хотела сказать… может быть, вы передумаете? Понимаете, может быть, я смогу вам объяснить…
Аня снова открыла рот, но на этот раз быстрее оказался муж.
– Подождите-подождите, вы говорите, что нам надо передумать и взять с собой в другую страну, с другим языком, вообще в полностью другую среду неполноценного подростка?
– И что мы сами не в состоянии разобраться?
Аня начала занимать положенную ей нишу в перепалке.
Муж дефектологши прикрыл глаза – на пару секунд, но было видно, что ему неловко.
– Вы, наверное, не видите, но Дима глубоко это переживает. Он чувствует себя брошенным.
– Анастасия, мы подробно изучали этот вопрос, и мы не можем взять Диму с собой. Дело и в знании языка, и в какой бы то ни было банальной адаптации, и просто в привычной для него среде. Культурной хотя бы. В том, что – что он там будет делать, как жить?
– Ему там просто не будет места, – добавила Аня, про себя добавив: как будто ему есть место где-то еще.
– Я понимаю, – отвечала дефектологша. – Но это же ваш сын, вы не можете его просто оставить…
– Мы не оставляем его просто, – Даня. – Его приходится оставить. Тем более он будет не один, он будет жить с такими же, как он.
– Но разлучать с семьей! Но родственные узы…
– Родственные узы! – кривлялась Аня. – Немного стоят. Уж я-то знаю.
Полчаса они объясняли друг другу свои разные, необъяснимые миры. Настя говорила, что нельзя оставлять своего, кровного ребенка. Что финансовое положение семьи Спиридоновых – огромная возможность, и если нет варианта всем остаться здесь (да Настя и понимала, что она пожелала бы любому, чтобы не было варианта остаться здесь), то нужно сделать всё, что возможно, чтобы взять Диму с собой.
В ответ от Даниила и Анны поочередно она слышала, что они обдумали всё и что там в основном другие школы, общеобразовательные, до одиннадцатого класса, и в них умственно отсталые дети обучаются на общих правах. Толерантность. Вовлеченность, равенство. А какие будут общие права у ребенка, если он переедет в Штаты со средним русским (средним же? Вам виднее, вы его диагностируете. Вы же? – Ну, знаете, у него хорошие способности, для его… положения я бы сказала, что это высокий уровень… – Ну вот, со средним, значит, русским) и нулевым английским.
Настя говорила, что это практически моральное убийство (разозлилась, но видела, что слова выстреливали холостые, не попадали), не хотят же они на Диме поставить крест, что он вообще будет делать без семьи? Нужна поддержка, опора хоть какая-то,