– Сибас предлагает оплатить экипажу выходы в море, которые мы пропустим, – говорит Адам. – Я против. У нас общее дело. Нельзя так просто сбежать посреди сезона!

– Сезон почти закончился, – поправляю я.

– Мы еще не исчерпали квоту. Два раза точно могли бы выйти. Мы потеряем улов, Пиньерос не в состоянии выйти в море с неполным экипажем, а замену искать поздно.

– Ладно, без проблем, – соглашаюсь я. – Могу оплатить и потерянный улов.

Мое предложение не умиротворяет, а только распаляет Адама.

– У тебя где-то есть трастовый фонд, о котором я не знаю?

Не хотелось мне выглядеть гнусным магнатом, который может купить его с потрохами. Да, у меня есть солидный инвестиционный счет. Но за сотни лет я заработал каждый пенни из этих денег, одновременно страдая из-за проклятия.

– В прошлом я, так сказать, принял несколько удачных инвестиционных решений, – объясняю я.

Адам фыркает.

– Понятно, откуда у тебя деньги на такие хоромы. Но почему ты решил, что можешь запросто выйти из дела?

– У меня нет выбора, – начинаю я, однако он не слушает.

– Нет, мистер Денежный мешок. Я не позволю вам уйти только потому, что вы заскучали и решили покувыркаться с туристкой из нижних сорока восьми.

– Что ты сказал?

Я в ярости вскакиваю со стула. Но злюсь я не только из-за того, что Адам пренебрежительно отозвался об Элен. В моей ярости кроется все недосказанное, чего не в силах постичь Адам. Приятно, наверное, когда твоя единственная проблема – какое обручальное кольцо купить девушке, а ваши планы на дальнейшую семейную жизнь измеряются десятилетиями. Не днями или месяцами.

– Остыньте, мальчики, – увещевает нас Дана.

Я прихожу в себя. С точки зрения Адама, мой уход действительно выглядит более чем странным. Он ведь не знает, что творится у меня в душе, почему я вынужден так поступить. Он видит только одно: я их бросаю. Как всегда, виноват я.

Я вздыхаю и пытаюсь снизить накал.

– Я просто… больше не могу, Адам. Ты не представляешь, что я чувствовал, глядя на исчезающего в волнах Колина.

– Думаешь, мне незнаком страх перед океаном?

Адам бьет покалеченной ногой по перекладине.

– У меня эта лодка тоже кое-что отобрала. Что бы я ни отдал, чтобы вновь ходить в море!.. Возьми себя в руки!

– Адам… я не знаю, что сказать.

– И это все? – издевательски фыркает он. – Ты приходишь, с бухты-барахты заявляешь, что отказываешься от нашего общего дела, и думаешь, что я обрадуюсь? Мы создали эту компанию вместе, с нуля. Я думал, для тебя это что-то значит. Видимо, нет. Так что пошел ты, Себастьен!

Даже не помню, когда в последний раз Адам называл меня по имени.

– Почему бы вам не сделать передышку, а потом поговорить спокойно, – вмешивается Дана. – Если вы, ребята…

– Нет, детка. Себастьен ясно дал понять – ему плевать на меня, на команду и на «Алакрити». Пусть катится отсюда.

Он поворачивается к корзинке и набрасывается на курицу.

– Адам, – говорю я. – Я не хотел так…

– Убирайся.

Дана хмурится.

– Эй, это мой ресторан, здесь я решаю, кто…

Адам, не обращая внимания на девушку, сверлит меня тяжелым взглядом.

– Вали отсюда. И не смей заходить к Колину, если больше не намерен быть капитаном. Он равнялся на тебя, а ты недостоин его восхищения.

Я бросаю взгляд на Дану. Она грустно качает головой: и хотела бы нас помирить, но, понятное дело, должна поддержать Адама. В любом случае отрицательный герой здесь я.

Я задвигаю стул под стойку и оставляю горстку мелочи за пиво.

– Мне очень жаль, – говорю я Дане и поворачиваюсь к Адаму. – Я переведу средства на зарплату экипажу и компенсацию за потерянный улов на счет компании сегодня днем.

Он не обращает на меня внимания и свирепо запихивает в рот куски курицы. У него есть полное право злиться.

– Береги себя, Меркульеф.

Я выхожу из «Коптильни», одним махом оставшись без команды, без работы и без друга. Проклятие всегда сопряжено с большими издержками.

Элен

Не знаю, что произошло между Себастьеном и Адамом, но явно что-то неприятное, потому что следующие пару месяцев Себастьен в порт не ходит. Пока я пишу, он уединяется на кухне и готовит, как герой романа «Вода для шоколада», который использует в качестве приправ свои чувства. Я чувствую в спагетти болоньезе тоску Себастьена, в говядине по-бургундски – чувство вины, а в рыбе с жареной картошкой – меланхолию.

Я поднабрала вес и оправдываюсь тем, что стараюсь таким способом поддержать друга, но давайте будем честны – я люблю вкусно поесть и никогда раньше не жила с высококлассным шеф-поваром. Себастьен проговорился, что работал в конце восьмисотых на королевской кухне в Монако.

Я пытаюсь заговорить об Адаме – Себастьен упорно молчит.

– Как тебе помочь? – спрашиваю я.

– Пиши свой роман, – говорит он. – Для меня главное, чтобы ты была счастлива. Иди, работай.

Поскольку он упорствует, я повинуюсь. В тихом уединении его уютного дома я с головой ухожу в работу и постепенно продвигаюсь.

Роман – неупорядоченная рукопись, полная сюжетных дыр и цветистых описаний, и все же он постепенно обретает форму. Кроме того, «Искусство написания» гласит, что черновой вариант и должен быть неуклюжим, нелогичным и путаным, потому что автор сочиняет оригинальную историю. Лишь потом, когда я познакомлюсь с героями и пройду через множество неверных поворотов сюжета, я пойму, каким должен быть роман.

С помощью дневников Себастьена я собираю нашу историю воедино.

Мое корпение в библиотеке приносит не только радостные открытия. Как вы уже знаете, все без исключения герои моих зарисовок в конце обретали любовь и счастье, а истории Себастьена заканчиваются трагедиями. Порой я ухитряюсь сделать вид, что в дневниках говорится о других людях, не о нас, и тогда использую материал для своей книги. В другие дни груз нашего прошлого слишком реален и слишком велик.

Если проклятие все еще действует, сколько у меня времени? Я могу умереть завтра. Или в любой день на протяжении следующих двух лет. Такова самая долгая моя прошлая реинкарнация. Перспектива, мягко говоря, немного нервирует.

Как я ни пытаюсь отогнать эту мысль, она жужжит в голове, словно назойливая муха, залетевшая в дом. Только подумаешь, что противное насекомое вылетело за дверь, как оно внезапно начинает жужжать на кухне, когда садишься завтракать, или в спальне, когда пытаешься заснуть.

Единственный способ отогнать мысль о проклятии – прикоснуться к папиным часам. Всякий