Сажусь за кухонный стол и достаю блокнот. Я все думаю о Ромео и Джульетте, и особенно об Эйвери Дрейк и Кэмероне (так звали Себастьена, когда он был картографом в шестидесятые-семидесятые). И прихожу к выводу, что проклятие можно снять. Или оно уже снято.

Начинаю составлять список – мне так лучше думается.

Почему проклятие может быть снято (или почти снято)

1. Все воплощения Джульетты появлялись в жизни Себастьена десятого июля. Так продолжалось сотни лет. А я появилась в январе.

Примечание: Себастьен действительно видел меня десятого июля, когда я училась в колледже. Но с тех пор прошло десять лет. Ни одна Джульетта не прожила дольше двух лет после встречи с Ромео, и в некотором смысле это еще одно доказательство того, что все не так, как прежде.

2. Эйвери Дрейк пережила проклятие.

3. В отличие от былых Джульетт, у меня есть воспоминания о нашем прошлом, которые я принимала за фантазии.

4. Видимо, снимать проклятие надо вдвоем. Другие Джульетты не знали, кто они такие, а я знаю. Чем черт не шутит, вдруг общими усилиями удастся положить конец мучительному циклу?

Я откидываюсь на спинку стула и просматриваю список. Доводы не слишком убедительны. С другой стороны, Себастьен сказал, что цикл никогда не менялся (за исключением Эйвери), и нет никаких сомнений, что наш случай отличается от предыдущих.

Кроме того, Себастьен признался, что он точно не знает, как возникло проклятие. Он лишь предполагает, что виной всему предсмертные слова Меркуцио; остается строить догадки. Насколько нам известно, в мавзолее Капулетти монах Лоренцо сказал Ромео: «Ты будешь жить», и в устах божьего человека это стало чем-то вроде священного повеления.

А может, не столь важно, откуда взялось проклятие? Знаю одно: нам стоит попытаться его снять. Учитывая отличия от наших прошлых жизней и жертву Себастьена в случае с Эйвери, возможно, наконец-то есть шанс все изменить.

А самое главное, что я стану частью самой эпической истории любви всех времен. На которой мы все выросли. Кто бы не воспользовался шансом? Вдруг чудеса все-таки случаются?

Себастьен

Я нахожу на кухонном столе список Элен. Когда я приехал из города, она принимала душ, и я не удержался от искушения.

Меня пугает ее оптимизм. Сказать ей, что это невозможно? Что я пытался, вновь и вновь, и каждый раз терпел неудачу?

На протяжении веков я выпил бесчисленное количество зелий и отдал за заклинания целое состояние. Я путешествовал по миру, прося помощи у гуру в отдаленных индийских деревнях, у знахарей в заснеженных горах и у шаманов, которые все еще практикуют старинные обряды. Встретив Эйвери, я сбежал; проклятие адаптировалось и настигло меня с удвоенной силой – безжалостный бумеранг злой судьбы.

Нет, пусть лучше Элен верит, что решение существует. Она по природе оптимистична и жаждет света в конце туннеля. Поняв, что у нас нет выхода, нет цели, она может сломаться.

Я останавливаюсь на последнем пункте в ее списке: возможно, снимать проклятие надо вдвоем. Если бы! Дело в том, что я тоже так думал. Когда в мою жизнь вошла Космина, я решил, что у нас наконец-то появился шанс. Я не сказал ей, кто она, но признался, что проклят, и любая девушка, которая в меня влюбится, обречена.

Космине было все равно. Еще одна характерная черта Джульетты – она делает что хочет, и я люблю ее за это. Только бы заветная мечта всех ее жизней не привела к смерти!

Трансильванские Альпы, 1682

В суеверный век колдуний и вампиров я, вечно молодой отшельник в замке на скале, просто обязан был стать мишенью для размахивающей кольями толпы во главе со священниками, несущими святую воду.

Как ни странно, горожане меня не беспокоят. Возможно, потому, что на моей памяти в наших краях не пропал из колыбели ни один младенец. Местные женщины не выходят из домов с соломенными крышами глубокой ночью и не возвращаются с веточками в волосах и следами укусов на шее, как в других частях страны, где якобы бродят вампиры. А может, благодаря моей щедрости. Я слежу за тем, чтобы в близлежащих деревнях всегда хватало еды, вымостил булыжником улицы и построил прочные каменные мосты, хотя большинство жителей Трансильвании все еще ездят по расхлябанным грунтовым дорогам и переправляются через реки с помощью изношенных веревок. И я выделяю средства на проведение праздников – каждой весной, каждым летом, в сезон сбора урожая и зимой. Я купил их доброжелательность, и они закрывают глаза на мои странности.

За десятки лет сложился миф. Говорят, что я добрый вампир, что я отказался от образа жизни себе подобных и провожу дни в покаянии, надеясь, что бог однажды простит грех моего существования и освободит меня от бессмертия. Это недалеко от истины, не считая бреда о вампиризме.

На тридцать втором году моего одинокого существования в замке появляется женщина, взобравшаяся на утес по длинной извилистой дороге. У нее волосы цвета воронова крыла и такой же темный плащ.

Незнакомка стучит в мою дверь; ее освещает висящая высоко в облаках луна. Когда я выхожу, женщина наклоняет голову, смотрит на меня внимательно и улыбается.

– Я слышала, здесь живет вампир.

Я теряю дар речи. Не из-за ее слов, нет. Джульетта. На моих губах расцветает вкус медового вина, а глаза, сквозь которые видно душу, я узнал бы где угодно.

Она хмурится – я не произвел на нее впечатления.

– Возможно, вы не расслышали. Я так понимаю, здесь живет вампир. Пожалуйста, сообщите, что к нему пришла гостья.

– Гостья? – переспрашиваю я, стряхнув оцепенение. – Боюсь, что вас ввели в заблуждение, мисс… Как, вы сказали, вас зовут?

– Я не говорила.

– И если бы здесь действительно обитал вампир, то молодой леди вроде вас следует держаться от него подальше.

– Никакая я не леди, – хмурится она. – Я сотни лиг прошла, пока добралась сюда, чтобы найти этого вампира: обычный человек не может удовлетворить моих потребностей. Мне нужен вампир.

Я смеюсь, одновременно восхищенный ее бесстрашием и взволнованный намеками.

– Скажите на милость, что может предложить вампиру смертная женщина, кроме вены, из