В конце концов мы вынуждены вернуться к действительности, потому что Меррик выполняет свою угрозу: подает в суд за клевету, утверждая, что Элен распространяет ложь о его супружеской измене. Наша эйфория рассеивается.

– Не волнуйся, – убеждаю я Элен. – У него ничего не выйдет. Юристы из Weiskopf Group – настоящие профессионалы. Раздавят его как букашку, мокрого места не останется.

Элен кивает, и все-таки она встревожена. Я не хочу, чтобы она тратила время на размышления о Меррике. Я чувствую, как проскальзывает в воронку песочных часов каждая секунда ее жизни. Она должна прожить счастливую жизнь, сколько бы времени ей ни осталось. За долгие столетия я научился радоваться моментам, когда мы вместе, даже если их меньше, чем хотелось бы. Так должно быть.

– Я обещал тебе тишину и покой для работы над романом. И хочу выполнить обещание. Я сообщу тебе, если произойдет что-то новое в битве с Мерриком. А пока забудь об этом и сосредоточься на своем творчестве. Как тебе идея?

Элен закрывает глаза и прижимается ко мне.

– Ты правда расскажешь, если узнаешь что-то новое?

– Да.

Она протягивает руку и соединяет свой мизинец с моим.

– Клянись на мизинчике.

Я повторяю клятву, и Элен испускает облегченный вздох.

Несколько дней спустя Элен усердно работает, а я встречаюсь с Адамом в ресторане у Даны. «Коптильня» – музыка кантри, неоновая реклама пива и атмосфера деревенского ранчо, дополненная деревянными столами для пикника и жестяными панелями на стенах. Здесь пахнет древесным дымом и мясом – два самых приятных запаха в мире, а огромная вывеска над кухонной дверью гласит: «Жизнь – это гриль».

Примерно треть мест занята – время ланча. Адам сидит в уголке, болтает с барменом и со всеми, кто проходит к станции приготовления соусов для барбекю – Дана готовит пятнадцать разных видов собственноручно.

– Привет, Сибас! – кричит Адам, когда я подхожу.

Он встает и обнимает меня, не дежурно похлопывая по спине, а крепко, от души, потому что Адам искренне всех любит.

– Спасибо, что нашел время, – говорю я.

– Зачем так официально? – похохатывает он. – Давай, чувак, присядь, выпей со мной.

– Что ты пьешь?

– Гозе ананас-халапеньо.

– Бр-р-р…

– Как ни странно, на вкус просто бомба. Местный бренд.

Адам поворачивается к бармену, которому слегка за двадцать. Как и остальные работники, он носит значок в виде подковы с выгравированным на ней именем. Дэниэл.

– Сделай Сибасу такой же.

Я устраиваюсь на барном табурете рядом с Адамом.

– Как дела у Колина? Я собираюсь заехать к нему попозже.

– Наш желторотик почти поправился.

– Слава богу.

– Ему не терпится вернуться на лодку.

– Так скоро?

– Ты ведь знаешь Колина. Он с детства мечтал стать ловцом крабов.

Я вспоминаю времена, когда мы с Адамом только начинали. Восьмилетний Колин был помешан на краболовах. Его мама, невестка Адама, привела Колина в порт встречать нас после первого выхода в море. Мальчик подбежал к Адаму с криком: «Дядя, дядя! Ты привез мне краба? Ты победил косатку? Расскажи!»

Дэниэл ставит передо мной напиток. Я делаю глоток, и Адам ждет моего вердикта по поводу необычного сочетания ананаса и острого перца халапеньо с пивом.

– Приятный вкус. Немного кисловатый, со сладким послевкусием.

– Видишь? Неплохо, правда?

– Отлично.

Мне, наверное, следует перейти к делу. После того как Колин едва не погиб, я принял решение, что должен уйти с поста капитана и передать дело Пиньеросу. Изначально я планировал просто уехать с Аляски и поручить юридические вопросы адвокатам – право собственности и все такое. Я хотел обсудить эту тему с Адамом несколько дней назад, после того как отвез Элен обратно в коттедж, но появление Меррика нарушило мои планы.

– Ты опять вертишь стакан, – произносит Адам. – Что тебя гнетет?

Я опускаю взгляд на свои руки. Да, я вращаю стакан с коктейлем: два оборота по часовой стрелке, один против. Многовековая привычка: я делаю это бессознательно. Я останавливаюсь и делаю большой глоток.

– Послушай, ты знаешь, как мне нравилось работать с тобой и с ребятами. Видит бог, они лучшие, и вы стали моей семьей. Но… я намерен уйти на пенсию.

Адам смотрит на меня с непроницаемым выражением лица, и я продолжаю:

– Я оплачу экипажу невыходы в море со мной, а Пиньерос станет отличным капитаном…

– Не понял, – говорит Адам. – Ты хочешь уволиться? Прямо сейчас? Ты чувствуешь себя виноватым перед Колином? При чем тут ты, Сибас? Такая хрень случается в море постоянно! Это издержки профессии.

– Дело не только в Колине, есть еще…

Как объяснить ему, что вернулась моя родственная душа, которую я вижу раз в несколько десятилетий, и я не могу терять драгоценное время?

Мы с Адамом дружим слишком долго, и он уже догадывается.

– А, понимаю, – ухмыляется он. – Та девчонка.

– Это сложно.

– Я слышал, она теперь обретается у тебя.

Я вздыхаю. Вот что значит жить в деревне.

– Что в ней такого особенного? – спрашивает Адам. – Познакомились вы совсем недавно. Да, она вроде славная – но не настолько же, чтобы бросить из-за нее дело всей жизни.

Он не знает, что Элен – Джульетта – и есть моя жизнь. Годы между ее перевоплощениями я не живу, а существую. По-настоящему я живу только тогда, когда она со мной.

Из кухни выходит Дана с корзинкой барбекю для Адама. Он чмокает ее в щеку.

– Спасибо, детка.

– Не знала, что ты здесь, Себ, – говорит Дана. – Есть хочешь?

– Сначала вразуми его! – восклицает Адам. – Сибас хочет бросить «Алакрити» из-за девчонки.

Дана упирает руки в бока.

– Адам, милый, в том, что Себастьен принимает плохие решения из-за женщин, виноват ты. Насколько я помню, в последнем разговоре о его личной жизни ты посоветовал ему спать только с туристками, потому что те уедут и ему не придется брать на себя никаких обязательств.

– Ой! – Адам со смехом поворачивается ко мне.

– Еще один твой совет: найди себе глупую женщину. Умные слишком часто спорят и создают проблемы.

Дана достает из кармана фартука поварскую лопатку и лупит его по спине.

– Займись тем, что у тебя хорошо получается: ешь свою курицу и перестань раздавать советы по отношениям.

Адам ухмыляется, а Дана поворачивается ко мне.

– А если серьезно, что за разговоры об уходе на пенсию?

– Я устал, – говорю я. – Капитаны, у которых нет настроения работать, совершают ошибки.

– Ты винишь себя в инциденте с Колином? – мягко спрашивает она.

Я вздрагиваю, меня терзают угрызения совести.