поставила перед собой неправильную задачу. Возможно, новая жизнь, которую я пытаюсь построить, заключается не только в написании романа или поездке в Европу с Кэти. Возможно, цель всех этих безумных историй, которые рвались увидеть свет почти два десятилетия, состоит в том, чтобы показать мне, каково быть любимой. Когда кто-то тебя любит, а ты принимаешь и любишь в ответ.

И еще: думать надо не о том, что я могу умереть, а о том, что я должна дать себе шанс. Пусть моя жизнь закончится через два года, зато в ней будет настоящая любовь, о которой я всегда мечтала, о которой писала рассказ за рассказом.

Себастьен отстраняется.

– А как же проклятие?

– Чего стоит любовь, если ее потеря не разбивает тебе сердце? – говорю я. – Кроме того, в некоторых дневниках описана полная и счастливая жизнь.

– Год или два – совсем мало.

– Жизнь – это не сколько, а как.

Я рассказываю ему о папе. В старших классах он участвовал в программе обмена в Монголии, потому что хотел изучать беркутов. В первый день учебы в колледже влюбился в маму, которая в то время еще была «Бет, которая живет на другой стороне коридора», и сразу сказал, что женится на ней. Научился играть на австралийской флейте диджериду, резьбе по мыльному камню, бадминтону – просто захотелось. И умер неожиданно в тридцать восемь лет.

Никто не знает, когда придет смерть, поэтому важно не сколько ты прожил, а как. Мой папа, несмотря на то что прожил недолго, сделал наши жизни богаче и ярче.

– Амели с Маттео жили в Версале, – говорю я. – Клара и Феликс смаковали любовь медленно. А Космина с Мариусом чертовски хорошо провели время, экспериментируя с колдовскими зельями и заклинаниями, хотя они не сработали.

– Да, только все эти истории…

– Плохо закончились? Знаю. И все же печальный конец не отменяет счастья, которое они испытали, верно?

Себастьен задумчиво проводит рукой по волосам и качает головой. Затем тяжело вздыхает, и у него между бровями появляется крохотная морщинка, как всегда, когда он собирается уступить.

– Лучше провести семь часов с тобой, чем семьсот лет без тебя, – говорит он. – И тем не менее я не имею права делать выбор за тебя.

Я касаюсь его руки.

– Может, у нас будет больше. Никто не знает. К тому же на этот раз все иначе.

Он одаривает меня грустной скептической улыбкой.

– Джульетта всегда была оптимисткой.

– Ромео тоже. Он надеялся, что им с Джульеттой удастся сбежать от своих семей и тайно пожениться.

– Да, пока его не сломило время.

На плечи Себастьена вновь ложится груз – бремя прожитых столетий и бесчисленных Джульетт, которые приходили, а затем безжалостно уходили.

Я глажу его по лицу.

– Значит, мне придется быть оптимистичной за двоих.

– Элен…

– Это мой выбор. Мое решение.

Не желая погружаться в тень предполагаемого проклятия, я прижимаюсь губами к его губам.

После секундного колебания Себастьен сдается, и на нас обрушивается неизбежность. Наши языки встречаются, горячие и жадные. Его щетина царапает губы, но мне плевать на боль. Ближе, еще ближе. Вновь этот вкус медового вина… я пьяна этим мужчиной, который любил меня всю свою вечную жизнь, и которого, судя по моим зарисовкам, я любила почти всю свою.

– Элен…

– Тсс…

– Я только хотел сказать…

– Не надо.

Себастьен укладывает меня на кровать и целует. Одежда падает на пол, и наши тела находят друг друга, сначала медленно, словно ночь встречает рассвет, затем бурно, как огонь встречается с водой, и все, о чем мы так долго мечтали, превращается в реальность.

Мы больше не сдерживаем желания, само время взрывается вместе с нами, и все звезды в галактике вырываются на свободу. Мы – Элен и Себастьен. И в то же время я – Изабелла, заключающая брак с Луччиано на теплом песке пляжа, и Мэг, которая занимается любовью с Чарльзом в оранжерее, среди рядов малиновых цинний и пурпурной вербены. Я – Бригитта, Инес, Мэри Джо, Амели. Он – Альбрехт, Симао, Нолан, Маттео.

И в миг, когда взрываются звезды и останавливается время, я знаю точно: он – Ромео, а я – Джульетта.

Себастьен

Я не могу оторвать от нее взгляда.

Я не думаю о грядущем несчастье. Просто держу ее в объятиях, чувствую, как она медленно погружается в сон, мягкая и теплая, и слышу ее легкое дыхание на своей коже.

Я нежно целую ее в макушку, и она бормочет что-то забавное и счастливое.

Она вновь здесь. Наконец-то. Моя Элен.

Элен

Я ненадолго проваливаюсь в сон, а когда просыпаюсь, бездонная пропасть отчаяния после стычки с Мерриком бесследно исчезает. Ее сменяет безмятежное, глубоко укоренившееся довольство – я нашла то, что искала всю жизнь. Себастьен из моих историй лежит рядом со мной, завернувшись в клетчатое одеяло. Я его не выдумала; он ждал меня все это время.

Прижимаюсь к нему; в ответ Себастьен еще крепче прижимает меня к себе, словно тоже боится, что все это исчезнет как сон. Потом я вспоминаю, что у него с самого начала не было иллюзий на наш счет. С тех пор как я вошла в «Ледяную выдру», он знал, кто мы такие и что значим друг для друга, хоть и пытался не допустить, чтобы наши пути пересеклись.

Я прижимаюсь к нему, размышляя о том, что он называет проклятием. До сих пор в проклятия не верится, и все же, когда мы занимались любовью, я чувствовала, что наша история закодирована в каждой клеточке моего тела.

Я Джульетта. Я живу, потом умираю – и возвращаюсь к жизни. Невозможно. И в то же время совершенно реально, трагично и романтично. Размышляя об этом, я инстинктивно сжимаю в руке папины часы.

Себастьен отодвигается и целует мои волосы.

– Знаешь, я могу их починить.

Верно. Он ведь был когда-то часовщиком.

Может, в будущем я и захочу, чтобы эти часы вновь начали отсчитывать время, а пока предпочитаю оставить все как есть. Как любит повторять мама, ничего не случается без причины. Думаю, они сломались, чтобы служить мне напоминанием о необходимости жить бескомпромиссно. Папа оставил их мне, а не Кэти, потому что знал: мне такое напоминание нужнее.

– Пока не стоит, – говорю я Себастьену. – Они нужны