Гораздо приятнее вновь стать оптимисткой, несмотря на то, что за несколько дней в гостях у Себастьена я слегка потеряла форму.

– Я поговорил с Роном, водителем эвакуатора, – отвечает Себастьен. – Он вытащит твою машину и доставит в аэропорт.

– Это лишнее. Она застрахована.

– Компания все равно пришлет его. Он у нас единственный владелец эвакуатора.

– Тогда спасибо.

Себастьен тихо вздыхает.

Я смотрю в окно. Чудесный денек – светит солнце, а метель накрыла лес мягким белым одеялом; мы словно внутри снежного шара. Вопреки неловкой тишине в кабине грузовичка, мое лицо расплывается в улыбке, и я не прекращаю улыбаться, наблюдая за проплывающим мимо пейзажем.

Через некоторое время Себастьен спрашивает, можно ли включить музыку.

У него ужасный вкус. Из динамиков раздаются жуткие завывания рокеров восьмидесятых.

– Нравится? – спрашивает он.

– Ну, не совсем в моем вкусе…

– А что бы ты хотела послушать?

– Какую-нибудь матросскую песню.

Он смеется, и напряжение, слава богу, рассеивается. Мы находим компромисс (я предпочитаю поп-хиты, а он не любит попсу) и останавливаемся на радиостанции, крутящей группы девяностых и двухтысячных.

Мы по-прежнему молчим, пустоту заполняет только музыка.

Наконец мы въезжаем в город. Я начинаю объяснять Себастьену, как проехать на мою улицу, он отмахивается: Рыбная Гавань крошечная, и все знают, где я остановилась (единственная чокнутая туристка, которой взбрело в голову притащиться в отдаленный городок на Аляске в разгар зимы).

Когда мы подъезжаем к дому, на крыльце в потрепанном кресле-качалке кто-то сидит. При виде машины он встает.

– О боже!

– Кто это? – подозрительно спрашивает Себастьен.

– Мой бывший, Меррик.

Элен

Себастьен начинает отстегивать ремень безопасности, как будто собирается идти со мной.

– Все в порядке, – говорю я.

– Я пойду с…

– Нет, пожалуйста. Оставайся здесь. Вообще-то ты можешь просто высадить меня и уехать.

– Элен, я не оставлю тебя одну.

Я перевожу взгляд с Меррика на Себастьена и обратно. Меррик стоит на крыльце, скрестив руки на шерстяном пальто от Prada. Мне никогда не нравилась его склонность к дорогим брендам, и меня бесит, что он, несмотря на сволочную натуру, выглядит настоящим красавчиком.

– Меррик мне ничего не сделает, – говорю я.

По крайней мере физическая расправа мне точно не угрожает.

– Когда бывший появляется без предупреждения, это не сулит ничего хорошего, – говорит Себастьен. – Я останусь в машине; если понадоблюсь, дай знак.

Честно говоря, я рада, что он остался.

Не успеваю я выйти, как Меррик выплевывает:

– Ты теперь с ним спишь?

Изысканность в выборе брендов не всегда распространяется на выбор выражений. Когда мы только познакомились, Меррик покорил меня убийственным обаянием; со мной он уже давно сбросил эту маску, хотя по-прежнему убийственно обаятелен со стажерками, а также со всеми, кого ему нужно умаслить для продвижения карьеры.

– Нет, я ни с кем не сплю, – сквозь зубы отвечаю я, вышагивая по обледенелой дорожке. – Я живу одна, снимаю дом, и ты явно это знаешь, потому что стоишь у меня на крыльце. Впрочем, не твое дело.

– Ты моя жена, Элен, – говорит чертов рабовладелец.

– Уже нет, Меррик.

– Очень даже да. Мы женаты до тех пор, пока не подпишем документы о разводе и об этом не объявит судья. А я ничего не подпишу.

Я хмурюсь, поднимаясь по ступенькам. Лицом к лицу он не так страшен: всего на пару дюймов выше меня и, в отличие от Себастьена, не очень мускулист. Меррик ходит в спортзал только для имиджа.

– Ты ведь знаешь, Меррик, что законы штата Калифорния не требуют согласия обеих сторон на развод? Я подала документы. Наш брак будет расторгнут, независимо от того, согласишься ты или нет. Как ты вообще меня нашел?

– Счета по кредитной карте, – говорит он. – Ты сменила адрес электронной почты, на который их отправляют, но я смог зайти в приложение и посмотреть, что ты покупала. Как только я это выяснил, сразу понял, где ты.

– Ты не имел права за мной шпионить.

– Поехали домой, Эл, – почти с нежностью произносит Меррик, как будто все еще может уговорить меня сделать все, что ему заблагорассудится. – Мы с тобой отличная команда.

– Да неужели?

– А разве нет? Наша семейная жизнь безупречна. Мы работаем и живем вместе, и при этом не мешаем друг другу, в нашем доме все устроено так, как нравится обоим, и…

– Семья – нечто большее, чем добрые соседи, у каждого из которых своя жизнь, Меррик. Ты думаешь, что все замечательно, потому что делаешь все, что вздумается, а я не спорю. Меня это достало. Я больше не хочу быть милой, тихой и безупречной. Не хочу играть вторую скрипку, не хочу, чтобы моя карьера зашла в тупик, и не хочу закрывать глаза на то, что ты трахаешься со стажерками.

– Элен, я же объяснял, что все не так. И у тебя нет доказательств.

– Значит, сцена с Крисси – не доказательство?

Лицо Меррика багровеет. Он делает несколько глубоких вдохов и переходит к одной из своих любимых тактик: поворачивает разговор так, чтобы не затрагивать тему собственных ошибок.

– Послушай, Элен, – с напускной рассудительностью начинает он. – Я дал тебе время выпустить пар, и, видит бог, я терпелив. Но ты заигралась, пора домой. Я отменил оставшуюся часть арендной платы за этот коттедж и собрал твои вещи. Сегодня вечером мы вылетаем в Лос-Анджелес.

– Что ты сделал? – ору я так громко, что Себастьен выскакивает из грузовичка.

Я оборачиваюсь и качаю головой. Справлюсь.

Себастьен остается на месте, но в машину не садится.

Меррик продолжает говорить таким тоном, как будто речь идет о материально-техническом обеспечении газеты.

– Я временно перекрыл тебе доступ к нашему общему банковскому счету и кредитным картам, поскольку тебе сейчас нельзя доверять, у тебя проблемы с рациональным мышлением. И кстати, я отменил твои билеты на самолет в Европу. Я пытался дозвониться до Кэти, чтобы предупредить ее, поскольку знаю, что ей надо искать няню для Тревора, но твоя сестра не отвечает на звонки.

– Ну и козел ты, Меррик.

Оторвать бы ему голову!

По-настоящему, как в старой аркадной игре, вроде Mortal Kombat, где победитель в буквальном смысле держит в руках череп противника.

С чего бы Меррику вести себя так, словно я – безответственный ребенок, а он делает, как для меня лучше? И какое великодушие – любезно предупредить Кэти, чтобы не тратилась зря на няню?

Я проклинаю себя