Шрифт:
Закладка:
Вычеркнув себя из уравнения, я сделал жизнь Эйвери еще невыносимее. Будь ты проклято, чертово проклятие!
Я выключаю компьютер и падаю в постель, но не могу успокоиться, понимая, что приговорил Эйвери к пыткам, вместо того чтобы дать свободу.
Если бы я не сбежал, когда встретил ее в том кафе в Кении, было бы лучше? Кратковременное, но абсолютное счастье вместо долгой жизни, полной внешнего успеха и внутренних страданий?
И что это значит для нас с Элен? Если я улечу следующим рейсом, ее будет преследовать ощущение пустоты, как Эйвери.
По крайней мере, любовь с другими Джульеттами приносила нам блаженство, пусть недолгое.
Возможно, счастливая жизнь измеряется не месяцами или годами, а поцелуями, нежным сплетением рук, жаркими объятиями и заботой.
Хотя за столько веков я свыкся с проклятием, я не могу предсказать, как оно будет действовать. Однако теперь, когда рассеялись мои иллюзии, что я помог Эйвери, я начинаю думать, что уступить желанию судьбы и сблизиться с Элен – не самое худшее решение.
От мыслей меня отвлекает жалобный плач. По коридорам и лестнице разносятся страдальческие всхлипывания человека, который тщетно пытается заглушить рыдания.
Элен!
Я вскакиваю с кровати. Опять что-то с ногой? Я представляю, как она лежит где-то на деревянном полу, и ругаю себя за то, что построил дом с таким количеством твердых поверхностей. Несусь по коридору на звук.
Плач доносится из библиотеки. Как я сразу не догадался? Взлетаю по винтовой лестнице и спешу в дальний угол, где она свернулась калачиком в крепости из подушек и одеял, с разбросанными вокруг дневниками.
– Эй… – Я заключаю ее в объятия. – Тсс… все будет хорошо. Это рассказы. Просто выдумки.
Я лгу – не все так просто, но я не знаю, что еще сказать. Я только хочу, чтобы она не страдала и не боялась. Пусть она будет счастлива и в безопасности, больше ничего.
– Ты давно здесь сидишь? – спрашиваю я, гладя ее по волосам.
Она продолжает плакать, теперь беззвучно, и ее дрожь проникает в меня, словно ее горе – мое собственное.
Элен поднимает взгляд. Глаза опухли и покраснели.
– Это ведь не просто рассказы, да? – спрашивает она сдавленным голосом, судорожно сглотнув.
– Да, – вздыхаю я. – Не надо читать их все сразу. У тебя будет передозировка горя, и ты сойдешь с ума.
Она зажмуривает глаза и утыкается мне в грудь.
– Как тебе удается?..
– Что?
– Жить дальше.
Я качаю головой. Если честно, не знаю. У меня нет выбора.
Помогает ли мне то, что Джульетта всегда возвращается? Наверное, хотя не слишком. Ее возвращение не унимает боли от прежней потери. Я живу с гноящимися ранами, которые никогда не заживают, потому что период полураспада горя длится вечно.
Однако сегодня вечером это не важно. Главное для меня – Элен и то, как она справляется с открытиями о нашем прошлом. Я ношу в себе знание о проклятии очень долго, а она знает об этом меньше суток.
– Как ты?
Она что-то бормочет, но слова теряются в моей рубашке.
– Прости, не расслышал.
– Два дня, – шепчет Элен. – Я могу умереть через два дня.
Злата. Бедная, невинная Злата.
– Или через два года, – возражаю я, как будто это намного лучше.
В тысяча шестьсот восемьдесят втором году я влюбился в ведьму, появившуюся однажды у ворот моего замка. Космина прожила после этого целых два года. И все равно это очень мало.
– Как ты думаешь, с нами может получиться по-другому? – спрашивает Элен.
Робкая надежда.
– Потому что ты вспомнила наше прошлое благодаря написанной тобой истории? Может быть.
Я не делюсь с Элен своими сомнениями. Вряд ли мы освободились от проклятия, скорее это новый способ продлить наши мучения.
– И еще дневники… – произносит она. – Мы всегда встречаемся десятого июля. А я приехала на Аляску в январе. Тоже отличие.
– Вообще-то… я видел тебя раньше, – поколебавшись, признаюсь я. – Десятого июля, десять лет назад. В Клермонте, Калифорния.
Элен резко выпрямляется.
– В колледже Помоны?
Я киваю.
– Где именно? Опиши место.
Ее глаза расширяются. Видимо, она тоже вспомнила тот день.
– Ты сидела на траве, на подстилке для пикника, с друзьями, и была одета…
– В медово-желтый сарафан, – заканчивает за меня Элен. – Новый, тогда надела впервые. В тот день произошло нечто странное. Сидя на лужайке, я вдруг почувствовала вкус меда на губах и засмеялась, потому что он сочетался с цветом сарафана. С тех пор каждый раз, надевая желтый сарафан, я ждала, что чудо повторится… Это был ты?
– Да, – шепчу я. – Мы.
– Десять лет. Это гораздо больше, чем два года, – еще одно отличие. Почему ты ко мне не подошел?
У меня сжимается сердце – ведь теперь я знаю, как жила Эйвери и что может случиться, если я оставлю Джульетту в покое.
– Потому что ты казалась счастливой, и я не хотел тебе мешать. У меня была… теория. Я думал, что проклятие вступает в силу только тогда, когда мы влюбляемся друг в друга. Я оставил предыдущую версию Джульетты в покое, и она прожила после этого достаточно долго. Поэтому я ушел.
– И именно поэтому ты нагрубил мне в «Ледяной выдре», да? – догадывается Элен. – Хотел, чтобы я уехала?
Я вздрагиваю: она права.
– Да.
– А теперь… – продолжает Элен. – Мы еще не влюбились друг в друга. Каждый может пойти своей дорогой. Ты этого хочешь?
– Нет, – вырывается у меня раньше, чем я успеваю подумать и вспомнить, что решать должна она.
Меня охватывает тоска, в груди собирается тяжесть, как вода перед готовой прорваться плотиной. Элен надо отпустить. Однако мне начинает казаться, что не существует такого понятия, как свободная воля, по крайней мере когда дело касается нас с Джульеттой. Сопротивление бесполезно. Мы не в силах перехитрить судьбу.
Я наклоняюсь и целую Элен, чувствуя на губах вкус медового вина. В каждой жилочке вспыхивает огонь. Когда ударная волна нашего первого в этой жизни поцелуя достигает Элен, у нее перехватывает дыхание.
– О господи, – шепчет она. – И всегда так?
– Всегда, – киваю я.
И это правда – не важно, где и в каком веке.
Элен
Я вновь целую Себастьена, и между нами пробегает электрический разряд. По негласному уговору мы заставляем себя сдерживаться, все происходит как в замедленной съемке.
Бархат