В моем рассказе о Феликсе с Кларой не было дальнейшей истории после их первой встречи. Я начинаю понимать, что подходила к своим зарисовкам в духе диснеевских сказок, придумывая любовь с первого взгляда и предполагая, что герои будут жить долго и счастливо.

Заинтригованная и напуганная тем, как может развиваться история, которую, как мне казалось, сама же и придумала, я углубляюсь в записи. Феликс подробно описывает встречи с Кларой, тщательно сохраняя самые незначительные мелочи: что он заказал на обед, как были уложены ее волосы, кто заговорил первым.

Кому-то другому приведенные подробности могут показаться скучными, а я понимаю: это привычки человека, который знает цену потерям. Когда моему папе поставили диагноз «опухоль головного мозга, агрессивная и неизлечимая», мы с мамой и Кэти начали одержимо собирать каждую секунду, проведенную с папой. Я записывала все, что он говорил, особенно советы, которыми он хотел поделиться. Кэти каждый день снимала его на видео. Мама хранила пряди его волос, когда они начали выпадать, высушивала по цветку из каждого букета с пожеланиями скорейшего выздоровления и даже хранила больничные браслеты, как корешки билетов с первого свидания, или скорее последнего.

Мы не знали, когда что-то произойдет в последний раз. Я вытираю слезу, вспоминая папу, сидящего в зрительном зале, когда я играла Джульетту.

«Что бы ты сказал обо всем этом, папа?» – мысленно спрашиваю я и вновь слышу его смех. «Жизнь похожа на механического быка, – сказал бы он. – Никогда не знаешь, что произойдет в следующую секунду. Держись крепче и получай удовольствие».

Или что-то в этом роде. Папа никогда не чурался приключений. Вот и я стараюсь.

Я возвращаюсь к дневнику Феликса. Они с Кларой встречаются уже около года, и развитие их отношений любовно документирует еще одна запись, похожая на предыдущие.

БЕРН, ШВЕЙЦАРИЯ, 22 АПРЕЛЯ 1560 ГОДА

– Извини, я опоздал, – сказал я, вбежав в кафе. – Часы, над которыми я работал, были покрыты изнутри коркой грязи.

– Ты не опоздал. – Клара заплела волосы в корону из косичек, и я подумал, что она красивее баронессы из Бати-Шампион.

– Откуда ты знаешь? – поддразнил я Клару. – У вас в ресторане даже часов нет.

– Папе не нравится, когда клиенты спешат, – с улыбкой пожала плечами она. – Да и я не очень-то люблю считать минуты. Мне нравится жить настоящим. А тебе?

Я улыбнулся и покачал головой.

– Жизнь часовщика подчинена минутной стрелке.

Усадив меня за столик, Клара стала рассказывать, что приготовил сегодня повар, чтобы я мог выбрать еду.

– Согласен на все, что ты посоветуешь, – как всегда, сказал я.

Она смерила меня изучающим взглядом. Это уже превратилось в маленький ежедневный ритуал.

– Гм… Думаю, сегодня тебе не повредит телятина по-цюрихски.

– Такое сытное блюдо? – Я глубокомысленно кивнул, сделав вид, что размышляю о питательной ценности тушеной телятины с грибами. – Честно говоря, я немного устал. Часы, над которыми я работал сегодня утром, довольно сложные. Хорошо, пусть будет телятина.

Клара просияла, довольная, что я одобрил ее выбор; впрочем, соглашаюсь я всегда. Я съел бы самое нелюбимое блюдо, если бы его предложила Клара.

Мы по уши влюблены друг в друга, но раньше я всегда торопился, а с Кларой осторожничаю. Цель – нарушить проклятие. Я лелею надежду, что отношения, выстроенные постепенно, продлятся долго.

Клара пошла обслуживать других клиентов, стараясь уделить внимание каждому, хотя мы оба знали, что она предпочла бы провести весь обеденный перерыв со мной.

Она внимательна к посетителям не только потому, что это ее работа. Она великодушна от природы, совсем как Джульетта: я впервые увидел ее, когда она спускалась по лестнице на балу Капулетти, даря улыбки всем, от музыкантов до слуг, убиравших пустые бокалы.

Когда Клара вернулась с моим обедом, на ее щеках играл очаровательный румянец.

– Приятного аппетита. Надеюсь, тебе понравится.

Я посмотрел на нее и улыбнулся.

– Уже понравилось.

Я провожу пальцем по последней строчке, и меня пронзает острая, как натянутая скрипичная струна, зависть. Завидую ли я Кларе и Феликсу, тому, как слепо он ее обожает? Даже в первые дни знакомства с Мерриком он никогда не смотрел на меня так. Думаю, мы с ним полюбили скорее свое представление друг о друге. Глядя на нас, люди будут говорить: «Ух, какой впечатляющий журналистский дуэт! Лучшие ученики своего выпуска. Как у одной пары может быть столько таланта?» Вот что нас искушало.

Ромео и Джульетта, напротив, чихать хотели на мнение окружающих. Конечно, вспыльчивость – существенный недостаток, зато их любовь чиста и не запятнана чужим мнением. Так что да, я немного завидую Феликсу и Кларе – стабильности их отношений, тихой неторопливости. Тетрадь толстая, за два года страницы отяжелели от чернил и эмоций. Но и она заканчивается. Второго тома о Феликсе и Кларе нет.

БЕРН, ШВЕЙЦАРИЯ,13 ИЮНЯ 1561 ГОДА

После обеда я вернулся в мастерскую, где меня встретило ритмичное тиканье часов, и вновь приступил к работе, уверенный, что в моей жизни все прекрасно.

Ожидая Клару, я мастерил ей свадебный подарок – настенные часы, которые мы собирались повесить на входе в наш будущий дом. Я почти закончил.

Тик-так, тик-так.

Без семнадцати пять часы вдруг вышли из строя и начали безостановочно трезвонить.

Без шестнадцати пять по улице перед мастерской промчался потерявший управление экипаж.

Без четверти пять бой часов наконец умолк, его сменили жуткие крики на улице.

Без четырнадцати пять я обнаружил на мостовой растоптанное тело Клары.

Дальше идет беспорядочная мешанина сердито зачеркнутых строчек, политых слезами и превратившихся в неразборчивую кашу из размазанных чернил и разбитого сердца.

И ниже на странице: «Я вновь поступил неправильно. Я думал, что нужно терпение, а оказалось… Прости, моя любовь. Я не знаю, как тебя спасти».

На слове «как» – сквозная дыра. Оно написано с такой силой и горем, что перо пробило страницу.

Внизу, на втором этаже библиотеки, бьют часы. К горлу подступают слезы. Через некоторое время я беру себя в руки и открываю следующий дневник. В отличие от других, он написан на непонятном языке, похожем на старославянский, и я не могу прочесть ни слова.

История мне незнакома: ни в одной из моих зарисовок действие не происходит в Восточной Европе. В этой тетради только две записи, и с датами все понятно, ведь это просто цифры: 10.07.1604 и 11.07.1604.

Десятое и одиннадцатое июля тысяча шестьсот четвертого года. Нет…

История этой любви уместилась всего на двух листочках. Остальные страницы дневника пусты. Я безуспешно пытаюсь