фотографированием дикой природы, потому что цветной пленки, как на фотографиях в рамочках, не было до тысяча девятьсот первого года, когда родилась Китри Вагнер.

Я бегу в спальню и хватаю телефон.

Быстрый поиск изображений по запросу женщина-фотограф дикой природы в восьмидесятые годы (ей должно быть за сорок, ведь для построения карьеры нужно время) дает многообещающий список имен. Затем я делаю перекрестную ссылку с запросом «семейство тюленей наблюдает за северным сиянием», и…

Есть!

Эйвери Дрейк.

Так-так, посмотрим…

Себастьен

Элен не выходит из гостевых апартаментов уже два дня. Я не хочу беспокоить гостью – у нее должно быть столько личного пространства, сколько необходимо, даже если мне очень плохо, – узнать бы просто, как она там. Я хожу по коридору, замедляя шаг и стараясь не проявлять лишнего любопытства, и в то же время прислушиваясь, не раздастся из ее комнаты плач или другие признаки того, что я ей нужен.

Я все-таки стучу один разок, чтобы сообщить, что приготовил ей свежие корнетти с нутеллой и оставил под дверью. И принес фланелевую пижаму – не по размеру, но по крайней мере чистую – а если нужно постирать одежду, то пусть оставит под дверью.

В следующий раз, когда я прохожу мимо ее комнаты, судочки и пижама исчезли, а одежды нет. Ну ничего, раз взяла сладости, значит, будет жить.

Грустно, что больше я ничем не могу помочь: очень хочется ее утешить.

Вместо этого я привыкаю к мучительной мысли: единственная любовь моей долгой, полной одиночества жизни совсем рядом… а я не могу быть с ней.

Элен

Я прочла об Эйвери Дрейк все, что нашла в Сети. Лучше бы я этого не делала.

Потому что теперь стою перед выбором:

1. Я, Джульетта, влюблюсь в Себастьена и скоро умру.

2. Я, Джульетта, уйду от Себастьена и, если судить по жизни Эйвери, проживу еще долго, но моя жизнь будет полна таких ужасов, что я буду искать смерти.

3. Я не Джульетта. Мои зарисовки, картины и дневники Себастьена – огромное, чрезвычайно подробное, необъяснимое совпадение. Не существует ни проклятия, ни вечного Ромео, ни обреченной Джульетты. А значит, я могу делать все, что захочу.

Больше всего мне нравится последний вариант. Правда, вероятность его исключительно мала.

А если это все-таки правда? Тогда мое положение хуже, чем вначале, когда я приехала на Аляску (оно и так было не блестящим), ведь я не могу продолжать писать книгу, основываясь на зарисовках. Теперь к ним привязано слишком много реальности.

Папины часы холодят щеку, и я поднимаю голову с подушки.

– Как мне набраться смелости, чтобы идти вперед? – спрашиваю я.

Часы не отвечают. Закрыв глаза, я вспоминаю разговор, подслушанный однажды ночью, когда родители думали, что мы с Кэти спим. Папе только-только поставили страшный диагноз, и мама плакала. Видимо, я заблокировала это воспоминание.

– Что мне делать, Майк? – спросила мама. – Я не выживу без тебя. Я не смогу растить девочек одна. Я не смогу…

– Сможешь, Бет. Я в тебя верю.

– Нет, не смогу. Я даже не знаю, как пережить эти дни. Почему ты такой… спокойный?

– Ну, я ведь еще не умер.

Мама разрыдалась еще сильнее.

Когда рыдания сменились редкими всхлипами, папа сказал: «С нами может случиться все что угодно, Бетти, нам грозит бесконечное множество несчастий. Научись не думать о них. В противном случае твоей жизнью будет управлять страх. Вот что я имел в виду, говоря, что еще не умер. Каждая секунда жизни стоит слишком дорого, чтобы тратить ее на бесконечные «а что, если».

Я крепче прижимаю папины часы к щеке, стараясь не плакать из-за того, что его больше нет, и не думать, что меня ждет.

Он прав. Такое впечатление, что я хранила это воспоминание до того момента, когда оно действительно понадобится. Папа как будто показывает мне путь от страха к храбрости и учит, как быть счастливой даже перед лицом неопределенности.

Вся наша жизнь – сплошная неопределенность. Я или Джульетта, или нет. Даже если я просто Элен, я могу умереть в любую минуту. Я могла погибнуть в том сугробе или чуть позже, под копытами разъяренного лося. У меня могут диагностировать такую же опухоль мозга, как у папы. А может, я доживу до ста трех лет.

Никто не знает будущего, но у всех есть настоящее. Тяжело это или нет, хорошо или плохо, каждый новый день – подарок, и я не хочу тратить его впустую.

– Спасибо, папа, – говорю я и нежно целую часы.

Как будто он меня услышал, сквозь тающий снег за окном пробивается солнечный луч.

Минуту спустя в дверь стучит Себастьен.

– Элен! Наконец прошел снегоочиститель, дорога свободна. Ты готова рискнуть?

Еще мгновение я наслаждаюсь солнечным лучом и воспоминанием о папе. Затем киваю и встаю с кровати.

– Да, – тихо говорю я себе и громче ему: – Да, готова!

Элен

В кабине грузовичка висит неловкая тишина. Мы выезжаем с только что расчищенной подъездной дорожки словно в замедленной съемке, и не только из-за скорости на льду. Каждая минута молчания длится целую вечность. Что можно сказать человеку после того, как ваши миры столкнулись самым непостижимым образом? Что говорят, оказавшись на грани расставания с невероятными последствиями?

– Э-э… спасибо, что приютил.

– Не стоит благодарности.

Он не отрывает глаз от дороги.

Жду, сама не зная чего. Себастьен молчит. Минуту спустя мы выезжаем на дорогу, которая расчищена ровно настолько, чтобы могли разъехаться два автомобиля. Я не сразу замечаю свою прокатную машину: за это время ее полностью завалило снегом, торчит только кусочек заднего крыла, немного помятого: видимо, снегоуборочная машина задела.

По лицу Себастьена внезапно пробегает мрачная тень.

– Я рад, что ты отделалась растяжением.

– Не волнуйся, я сильная.

Подозреваю, что он думает о проклятии и о том, что я могла погибнуть в аварии. Нет смысла уверять его в обратном: несчастные случаи происходят со многими, даже без проклятий.

Джульетта я или нет, решение принято. Как говорил папа, с нами может случиться все что угодно. Для разнообразия надо сосредоточиться на хорошем. По статистике, самые невероятные положительные