После признания Элен мы оба растерянно замолкаем. Как бы мы ни старались похоронить прошлое, оно у нас есть. Существует ли вообще свобода воли? Или будущее тоже продиктовано прошлым?

– Давай ляжем спать, – говорит наконец Элен. – Тяжелый денек выдался.

Еще не очень поздно, и все-таки я понимаю, что она имеет в виду.

– Проводить тебя в комнату?

Я встаю с дивана и протягиваю руку, беспокоясь о ее больной ноге.

– Я справлюсь, – отвечает Элен, и я не понимаю, о чем она: о своей больной ноге или о нашем прерванном разговоре. – Тебе помочь? – Она указывает на кофе, канноли и шоколад.

– Нет, спасибо. Иди спать.

– Ладно. Гм… тогда спокойной ночи.

Она неуверенно улыбается. Мы вместе выходим из библиотеки, и она поворачивает к гостевой спальне. Я наблюдаю за ней еще несколько мгновений и вздыхаю.

Спокойной ночи, любовь моя.

Элен

Услышав, как Себастьен поднимается наверх, я выжидаю полчаса и прокрадываюсь в библиотеку. Ложиться еще рано, и я все равно не усну, думая о дневниках.

Я шпионю? Вторгаюсь в его личную жизнь? Да. Но мозг уже на два шага опережает меня, объясняя – первое: шкаф не заперт, второе: Себастьен позволил мне подняться наверх и не запрещал ничего исследовать, и третье: если в дневниках содержатся правдивые истории, то они принадлежит нам обоим, и я имею на них такое же право, как и он.

Да, я ужасный человек. И все-таки я здесь, у подножия библиотечной лестницы. Чтобы не включать лампу и не афишировать свои планы, я освещаю путь телефонным фонариком.

Сначала я хотела подняться в библиотеку, взять журналы и отнести вниз, однако лодыжка пульсирует болью – видимо, ходьба на цыпочках не полезна для растянутых связок. Кроме того, хороша я буду, если свалюсь с лестницы, подниму шум и рассыплю все эти бережно хранимые дневники. Некоторым из них предположительно сотни лет, и место им в музее, а не в кривых руках сыщиков-любителей.

Поэтому я прихватываю с собой пару покрывал и несколько подушек. Устрою себе уютное гнездышко для чтения прямо между полок, и не придется туда-сюда таскать дневники. И вероятность, что меня поймают, меньше, ведь гостиная видна из главного коридора, а наверху я буду в безопасности.

Добравшись до площадки второго этажа, я замираю. Кто-то идет? Я стараюсь не дышать и не двигаться. Черт, локоть чешется. Терпи, – приказываю себе, боясь уронить одеяла и подушки.

Прислушиваюсь. Ничего, просто воображение разыгралось. И вот я в библиотеке.

Дневники Себастьена лежат на месте, внутри шкафа тихо жужжит вентилятор. Я раскладываю покрывала и подушки, открываю стеклянную дверцу, вынимаю потертые тетради в мягких обложках из маслянистой кожи и аккуратно раскладываю на ковре.

Устроившись в своем гнездышке для чтения, я долго смотрю на тетради. Действительно ли я хочу знать, как было на самом деле? Сейчас можно отступить и сохранить в голове свои идеальные истории либо прыгнуть в бездну вслед за настоящим Себастьеном, а там – упасть или взлететь.

Но мой мир, перевернутый с ног на голову, уже пошатнулся. Я больше не работаю в газете. У меня больше нет мужа. Я уже видела придуманного мной героя в реальной жизни, а мои личные истории изображены на старинных картинах. Пути назад нет; я вишу над пропастью, цепляясь за одинокую ветку на краю обрыва.

Делаю глубокий вдох и открываю первую тетрадь: дневник Феликса Монтегю.

БЕРН, ШВЕЙЦАРИЯ, 10 ИЮЛЯ 1559 ГОДА

Я теперь часовщик. Не мастер и не подмастерье, скорее где-то посередине. Я прихожу в мастерскую каждое утро в четверть восьмого и здороваюсь с Иоганном Миллером, старым, уважаемым мастером, который руководит четырьмя здешними часовщиками. Я собираю инструменты и начинаю работать. Обычно мне приходится иметь дело с дорогими часами, порой даже семейными реликвиями; мне приятно, что клиенты доверяют мне свои самые ценные сокровища.

В девять часов я делаю перерыв на «снюни», утренний перекус. Я всегда беру с собой печенье собственного изобретения, которое пеку дома и приношу на работу аккуратно завернутым в бумагу. Печенье с кремом из шоколада и фундука наполняет мастерскую волшебным ароматом сливочного масла, пьянящих дрожжей и легкого, как перышко, сахара, похожего на снегопад. Это любимая сладость моей Джульетты во всех ее жизнях, и я ем корнетто каждое утро, чтобы она была со мной, особенно в долгие годы одиночества. Маленькие радости помогают мне пережить вечное ожидание.

Когда часы бьют полдень, магазин закрывается на обед. Большинство жителей города стекаются в кафе с видом на Альпы или знаменитую часовую башню Берна. Но сегодня мне захотелось попробовать что-нибудь новенькое. Вчерашний посетитель упомянул Café Hier, необычный домашний ресторанчик при гостинице Nuessle Inn. На развилке мощеных улиц, когда другие часовщики пошли направо, я повернул налево.

В Café Hier оказалось довольно много посетителей для такого маленького зала, а работала только одна официантка. Отсутствие окон и низкие потолочные балки вызвали у меня легкую клаустрофобию, и я чуть не пожалел о своем решении поесть там, а не в просторных кафе с террасами на главной площади. Потом подошла официантка, и все вокруг исчезло: я почувствовал на языке вкус медового вина.

Джульетта.

Я напрочь забыл о низком потолке. Я согласился бы сидеть хоть в пещере, только бы видеть Джульетту – девушку, сияющую ярче солнца, ослепительнее башни с часами или высокогорного альпийского хребта.

Я так много хотел ей сказать… Я скучал по тебе! Я вспоминал тебя только сегодня утром, когда ел корнетто! Я ужасно сожалею о Лиссабоне, и Майнце, и Сицилии, обо всем. Ты помнишь, кто мы такие?

Пока она вела меня к столику, я молчал, охваченный благоговейным трепетом. А она, как и положено гостеприимной хозяйке, болтала без умолку. Гостиницей Nuessle Inn владеет ее семья. Ее зовут Клара. Фирменное блюдо сегодня – шницель.

Клара. Я попробовал это имя на язык.

Она улыбнулась, и я понял, что произнес его вслух – мое первое слово в ее присутствии. Клара.

Отныне я буду обедать здесь каждый день.

Это конец первой записи Феликса, и она почти полностью совпадает с моей зарисовкой. Правда, я не знала конкретной даты начала истории Феликса и Клары. Тем не менее дневник начинается десятого июля, в день бала у Капулетти, когда Ромео впервые встретил Джульетту. Точно так же, как и дневник Ренье, который я прочла раньше.

Мы всегда встречаемся в один и тот