После плотного завтрака, поздним пасмурным утром, инквизиторы и кавалер ап-Бузонь покинули город. Ехали неторопливо, до следующей станции с гостиницей и трактиром должны были добраться засветло.

Мелкая снежная крупа сыпалась с неба почти горизонтально, больно секла лица всадников.

У ворот, под резкими порывами западного зимнего ветра, на каменной городской виселице раскачивался свежий труп.

Женский.

Ветер перебирал локоны распущенных каштановые волос, полуприкрытые глаза устремились вниз, на оставшуюся далеко внизу землю, голые ноги в кои-то веки свели вместе блудливые коленки.

Муниципальное правосудие скоро на расправу – арест в обед, вечером – признание, суд и приговор, с утра пораньше – на виселицу. Муниципалитет строго блюдет городскую казну: два медяка палачу на новую веревку и ни гроша на питание осужденных. Сдохнуть можно и на голодный желудок.

И на рассвете «постельная плясунья» исполнила последний свой танец. Когда стихли последние антраша и пируэты мечущихся в воздухе ног, а рубаха, в ненужном уже никому кокетстве, сползла с обмякшего плеча, выставив напоказ обвисшую грудь и темно-коричневый сосок, бережливый палач снял даже верёвку, стягивавшую руки приговоренной. Ещё пригодится.

Узенькие туфельки с посеребрёнными пряжками, яркие чулочки, над которыми кокетливо взметались пышные юбки, привлекая мужчин, нарядное платье, кружевное белье - все традиционно досталось палачу и, возможно, новая хозяйка уже примеряла броские вещички, собираясь нынче вечером на тот же промысел. Свой последний путь убийца проделала в судебной повозке, дрожа от холода и кутаясь от мороза в драную рогожу, а под перекладину встала босой и простоволосой, в мужской рубахе из запасов палача, дырявой и заношенной настолько, что на нее не нашлось покупателя.

Аккуратно сложив и убрав за пояс веревку, палач придержал качающееся тело и равнодушно ткнул острием кинжала в обмякшую ляжку, стараясь не ступить в натекшую лужу. Убедившись в наступившей смерти, дал знак помощнику подтянуть преступницу повыше, под самую перекладину, чтобы каждый любопытный взор без помех мог проникнуть под куцый подол рубахи, усугубляя позор.

Публичная казнь без привкуса позора – недостаточно острое блюдо, чтобы служить предостережением ворам и убийцам…

Вытянувшись в струнку и склонив голову к левому плечу, под очередным порывом холодного ветра, хлопающего драной рубахой как парусом, покойница повернулась на веревке вслед всадникам, будто провожая долгим взглядом мутных глаз путников, покидающих город.

***

В столицу возвращались не торопясь.

Уже на ближайшей станции Тайный Советник предложил сменить лошадей на возок и не испытывать себя непогодой. Ветер все усиливался, мороз крепчал и не было никакой необходимости изнурять себя верхами, если есть возможность путешествовать с относительным комфортом.

Склянка с водой, окрашенной кровью таинственного пекаря, на которую по вечерам и в оставаясь в одиночестве поглядывал Артур, показывала, что мастер Бакисто Фурнар находится впереди, между Артуром и столицей. Видимо, пережидает где-то непогоду, жалея своих лошадей и себя, потому что с каждой верстой расстояние до него все сокращалось.

Первый день все в возке просто дремали, наверстывая часы сна, которых не хватило в Лизоне.

Но уже на следующий день активное любопытство мастера Питера обрушилось на Артура и не ослабевало день за днем.

Бирнфельда интересовало все – законы, обычаи, расстояния, дороги, погоды и источники. Любые воспоминания, которые мог извлечь из памяти старшина караванной стражи, прошедший этими дорогами

И пока речь шла о Дерзком или южных Халифатах, Артур не испытывал никаких трудностей. Когда расспросы коснулись Архипелагов, он безо всякого стеснения сослался на обеты, которые приносил, чтобы не разглашать место жительства рода, отомстить которому желали многие преступники. Но когда речь зашла о Степи, пришлось быть очень внимательным, чтобы не сказать чего-то, что А-Вут не мог увидеть собственными глазами.

Но благовидного предлога отказаться от рассказа не было, и Артур вынужден был отвечать на слишком точные и дельные расспросы Бирнфельда.

Тогда Артур описывал путь каравана мастера Сандора от Дерзкого до Пупа Степи, от Пупа Степи до Северного Запора. Единственное, чем он успокаивал себя, что этот путь проделали сотни и тысячи халифатских купцов, которые уж точно не держали языков за зубами. Зато любые страхи и «страшилки», которые ходили о степняках промеж южан, Артур вставлял в свои рассказы как события достоверные, которые видели многие и даже он сам, собственными глазами.

Он рассказывал о каменистой дороге на краю ущелья, по которому далеко внизу бурлящие и пенящиеся воды Белой Змеи спешат к океану. О том, как порывами жаркого ветра сдувало в пропасть груженые повозки с людьми и лошадьми.

Как внезапно взметающийся из-под поверхности песка блестящий черный монстр одним движением, как ножницами бумажный лист, разрубает пополам быка и скрывается в песке, держа в каждой клешне по еще подергивающейся половинке.

Как уходит вода из колодца на глазах чужаков, поторопившихся утолить жажду прежде, чем принесены дары духам оазиса.

Рассказывал о опаляющем зное, который может смениться после заката морозом. О песчаных бурях, когда можно сгинуть, пройдя на расстоянии вытянутой руки от спасительного шатра. Не жалел красок, расписывая могущество степных магов в управлении погодой и тварями Степи. Густо замешивал мелкие бытовые детали с цветастыми южными сказками.

Надо сказать, что мастер Питер оказался отличным попутчиком и собеседником. Видя, что рассказчик утомился, мастер Питер сам повествовал о некоторых своих расследованиях - курьезных или запомнившихся, о твердынях Магических Семей Севера, которые ему доводилось штурмовать и обследовать. Более того, в рассказах мелькали некоторые детали, которые оказались интересны и полезны Артуру, который в последнее время много размышлял о магии, полученных от Первого Волка знаниях, и происходящей с ним трансформации из воина-мага в мага-воина. Важную роль, и Артур это осознавал, сыграло то, что Волк назвал Скульптора лучшим. Это задевало Рифейну, который привык во всем и всегда видеть лучшим себя…

Немало времени мессир Тайный Советник потратил и на описание своего замысла Академии Безопасности, над проектом которой работал и Орест. Инквизитор не скрывал, что Академия весьма заинтересована иметь среди своих преподавателей кавалера ап-Бузонь, принимая во внимание и его опыт "сопровождения" и его знания "заимперских" реалий. И если до поездки в Лизон это было некое расплывчатое пожелание, то после Лизона мастер Питер всерьез вознамерился "сосватать" Артура в Академию. Кавалер не отнекивался и очень внимательно слушал. Поистине, путешествие в компании мессира Тайного Советника было весьма полезно для понимания внутреннего устройства Империи. Да и над работой в Академии стоило поразмыслить.

На восьмой день пути, когда компания на исходе