* * *

В питейном доме на Калужской улице г. Гжатска торговала женщина; часто она ночевала одна, но часто приглашала других. Особенно часто ночевала у нее девушка соседнего двора. Однажды она пришла к сиделице ночевать и поужинала уже, но вдруг на нее напала тоска, – захотелось домой, – и она ушла, несмотря на усилия хозяйки, не понимая сама, что с нею сделалось.

На утро сиделица оказалась убитою: останься там девушка, – и ей бы не миновать того, но видно – «не судьба».

* * *

В Гжатске шли с полдень, где доили коров, несколько девушек. Шедши мимо речки, одна остановилась и на вопрос: «что стала?» отвечала: «я хочу купаться». На все отговорки подруг, что жарко, – молоко прокиснет, дома ждут, после пойдем, – один был ответ: «хочу, хочу, теперь хочу». Те пошли: она стала купаться и утонула.

Что за сила, откуда она, заставила ее купаться? Недаром говорит видно пословица: кому быть повешенным, тот не утонет, а кому утонуть, тот утонет и в избе.

* * *

Мать моя, Наталья Федоровна Чубаторева, была урожденная фон-Вендрих, лютеранского исповедания. Ей следовало получить имение после второго мужа по завещанию, которое было представлено в свое время в Орловскую Гражданскую Палату для утверждения, и там, неутвержденное, завалялось между прочими такими же делами! Прошло таким образом до 20 лет, как открылась надобность в этом завещании для выдачи части сестрам. Мать обратилась к бывшему поверенному по нашим делам, губернскому секретарю, Дементию Михайловичу Спасскому, и просила его по секрету, чтобы он поискал его в архиве Палаты. Какие ни употреблял усилия поверенный, однако ж, при тогдашней путанице дел в архивах палаты все оказалось напрасным. Дело это сильно огорчило мать мою, женщину пожилую, с кучею детей. Она плакала и терялась в средствах открыть доказательства своей собственности. Случилось так, что приехали к нам родная сестра моя, Александра с мужем своим Александром Ивановичем Селиверстовым, служившим тогда в Казенной Палате. Видя мать огорченною и в постоянных слезах, однако же, скрывающую от всех причину своего горя, они неотступными просьбами убедили наконец рассказать дело, как есть. После рассказа сестра заметила: «Эх, маменька, чему быть, тому не миновать, а ваше не пропадет; Александр Иванович похлопочет». Потолковали таким образом и разошлись спать, не придумавши однако ж на этот раз ничего. На другой день, зять встает и говорит матери: «Мамаша, я видел сон; ко мне явился какой то старик и сказал, чтобы я ехал в город и отыскал вам принадлежащее духовное завещание; оно находится в архивной комнате Палаты на правой стороне, в какой-то стопе третье или четвертое». Мать обрадовалась хоть сну; подумавши, она отправилась с зятем в архив, и там, ко всеобщему удивлению и особенно к удивлению и радости их самих, завещание было найдено именно на том месте, как указал явившийся во сне старик. Нужно заметить, что зять, до рассказа в предшествовавший день, не знал даже о существовании этого завещания, а у поверенного Спасского, во время его розысков, книга, в которой оно нашлось, была в руках, может быть до 10 раз.

(Из записок Г. Чубаторова, равно, как и следующий рассказ).

Дом жены моей был заложен в Строительной Комиссии, и при наступлении срока платежей я заблаговременно старался отыскать деньги. Два раза мне удавалось занимать даже без всяких документов, но в третий Орловское купечество должно быть узнало, что у меня нет наличных денег, и потому все отказали мне наотрез, к кому ни обращался, так что дом был назначен к продаже с аукционного торга. Приближался и самый день продажи. Тоска берет, а помочь горю нет средств. Накануне самого аукциона я, после долгого безысходного раздумья, вдруг говорю своей жене: «знаешь ли, что делать нам в своем горе, давай молиться Богу;

Господь укажет нам средства выйти из нашей беды». Она согласилась, тем более что еще прежде сама обещалась съездить во Мценск отслужить молебен Святителю Николаю Чудотворцу. Вместе с нею отправилась сестра моя.

Отправляя их, я им сказал, чтобы они скорее возвращались, да привозили деньги. Они обе в один голос отвечали, что деньги будут, и это с такою самоуверенностью в голосе и лице, как будто бы деньги были у них в кармане. Сам же я остался дома, помолился перед тою же иконою Феодоровской Божьей Матери и успокоился. На другой день утром возвратились жена и сестра; я встретил их словами: «что же, привезли денег?» Они опять с тою же самоуверенностью говорят мне, что деньги будут. Не успели они войти в комнаты, как приезжает управляющий соседним имением Киреевского, Ив. Никан. Латышев, привозит деньги и поверяет их мне без всякого документа. А между тем этот же Латышев за несколько дней перед сим не соглашался дать мне взаймы ни под каким условием, хотя кроме меня просил его о том, с ручательством за меня, местный священник о. Феодор.

* * *

В Охотном ряду, в Москве, жили в старинном боярском доме три брата Юрьевы. Зумблат (близко известный г. Лубянскому человек очень благочестивый и принадлежавший к масонству) был врач и друг их. В 11 часов вечера он оставил их всех в добром здоровье; в третьем часу ночи прислали сказать, что один из них при смерти. Нашел он его действительно в безнадежном положении: заснул, во сне что-то видел; от боли в груди проснулся, повторял что дурно ему, спрашивал икону, которая представилась ему в сновидении. Приносили ему все, сколько ни было образов в старинном доме: все не тот он видел во сне. Вспомнили, что на чердаке был еще сундук с образами. Между этими он узнал представившийся во сне ему образ, облил его слезами и с горячею молитвою скончался.

(Из записок Ф.П. Лубяновского).

Обращения

«Молодой человек, единственный сын богатых родителей, возвратясь из Парижа в Москву, вскружил голову многим, и прежде всех отцу и матери; зимою простудился и занемог, а как оправился, то Зумблат, врач его, советовал ему больше беречь себя, да и Вольтера и Гельвиция бросить. Не прошло года, он вновь занемог, и уже сильнее прежнего; вновь, однако же, оправился, а врач выпустил его из рук своих с тем же советом. Не долго он перелетал от заботы к заботе, слег, и опасная болезнь развилась в нем сильно и быстро: до того ослабел, что сам не мог приподняться. В один