мы с часу на час ждем, что или зальет лодку, или опрокинет. Однако ж видим, что, благодаря направлению ветра, нас прибивает к той деревне, куда ехали. Как только мы сравнялись с одним из сараев этой деревни, я, уже напуганный, и, судя по ветру, не надеющийся доехать до самой деревни, спросился лодочников и выскочил из лодки на крышу сарая. Здесь, почувствовав себя в безопасности, получив возможность рассуждать, я подумал, что Господь наказал меня именно за мое злое намерение против невинного мною семейного целовальника, посему тогда же отложил это намерение, и даже вовсе не хотел ехать в деревню, но лодочники не хотели оставить меня тут, опасаясь, в случае несчастья со мною, быть обвиненными в моей смерти. К тому же погода поутихла, и мы опять продолжали путь. Но едва въехали в реку, как ветер поднялся с большею против прежнего силою, и, к довершению несчастья, откуда-то взялся лед и снег, с быстротою несшийся по реке, попавши в который, наша лодочка уже никак не могла повиноваться гребцам, успевавшим только распихивать лед, чтобы совсем не сломал ее. Таким образом, мы, в виду постоянной опасности утонуть, промаялись целый день, лавируя туда и сюда около деревни, но никак не могли пристать к берегу, и только уже к вечеру Господь умилосердился над нами, и мы, живые, пристали к питейному дому. Нет нужды говорить, что было в моем сердце, когда тот же самый целовальник, против которого я мыслил злое, радушно окружил меня со своими детьми, с участием расспрашивал о моем несчастии, и жалел о моем неблагоразумном путешествии в такое время. С тех пор не только сам стараюсь не обижать никого из слабейших, но и другим говорю при каждом удобном случае о том же.

* * *

А.И. Кошелев рассказывал мне два случая в этом роде из своей жизни.

У него было дело в Петербурге, за которым нужно было туда ехать. Времени оставалось много до намеченного срока, и он не спешил, но наконец, собрался и поехал, не думая о скорости. На первой станции, в Черной Грязи, он лег уснуть и видит во сне, что кто-то торопит ехать скорее, объявляя, что дело решается вместо назначенного срока гораздо раньше, так что он потеряет его при малейшем промедлении. Он проснулся, решился последовать полученному совету и погнал из всех сил. Действительно он только что мог поспеть к той минуте, когда дело подвергалось решению, и было бы для него потеряно, если б он на один час приехал в Петербург позднее.

Второй случай: живя за границею, он написал письмо, важное для него, и понес в ящик, но опустил его, в рассеянии, мимо отверстия, и пакет упал на землю. Ему показалось это указанием, что письмо не должно было быть послано. Он не послал и после удостоверился, что поступил хорошо.

Покойный Алексей Владимирович Веневитинов рассказывал мне, что ему очень хотелось иметь портрет своей матери, вскоре после ее кончины, но он не знал, где отыскать знакомого ему художника Соколова, который, надеялся он, всех лучше может исполнить его желание. В ту минуту, как он о нем думал, Соколов, ни с того, ни с сего является к нему за какими-то нечаянно встретившимися ему делами. Алексей Владимирович описывает ему образ своей матери, объясняет, предлагает сравнения. Соколов берется сделать опыт, и в ту же ночь видит покойную Анну Николаевну во сне так долго и живо, что черты ее врезываются у него в памяти. Он проснулся и написал портрет к полному удовольствию ее сына и всех его знакомых.

Рассказ графа Дмитрия Николаевича Толстого

В понятиях наших, даже самых благочестивых, мы привыкли разуметь под словом «чудо» всегда какое-либо исцеление от болезни или недуга, неизлечимых средствами науки, избавление от потопления или другого рода видимой смерти и т. п. Но не слишком ли тесно такое понятие? Вполне ли исчерпываем мы этим изъяснением значение чуда, как непосредственного действия Божественной благодати? Есть множество событий в жизни каждого из нас, которые или остаются незамеченными, или бессмысленно приписываются случаю, но которые при сколько-нибудь внимательном взгляде, носят на себе явную печать особенного Промысла и всецело принадлежат к разряду таких явлений, которые у верующих называются чудесами, а у неверующих необъяснимыми случаями. Такого рода явления, кажется, прилично было бы определить так: чудом называется всякое происшествие духовного, материального или гражданского строя, в котором разумное соглашение средств с целью, всегда для нас спасительного, совершается вне нас самих и вне нашей воли. Не знаю, кто бы такое явление мог приписать случаю, который сами его адгеренты называют слепым.

В пояснение расскажу бывшее со мною событие:

«В 1860 г., во время службы моей в В., мне случилось быть по делам в Петербурге. Прожив там несколько недель, я спешил возвратиться в В., где в свою очередь, меня ожидали весьма важные дела; но высшее начальство, давая мне ежедневно новые занятия, задерживало меня в Петербурге, и наконец, поручило весьма сложное и большое дело по одному из законодательных вопросов того времени. Не видя конца такому порядку занятий, мне пришло на мысль отпроситься в Москву и взять с собою этот труд. Там, имея менее знакомых и более времени, чем в Петербурге, я надеялся скоро окончить мою работу, и уже не получая такой же вновь, отослать ее через почту в надлежащее место, а самому отправиться в В. Предложение мое, признаюсь, сверх моего ожидания, было принято благосклонно, и я на другой же день уехал.

В Москву я прибыл утром в среду и поспешил записаться на обед в Английский клуб. Между тем добрый мой приятель К., узнав о моем приезде, пригласил меня обедать к себе, где собрался небольшой кружок любимых и уважаемых мною лиц. После обеда время летело незаметно, так что я забыл даже о намерении моем быть в клубе. Наконец, вспомнив об этом, я нехотя отправился туда после 10 ч. вечера, чтобы извиниться перед тем, кто записал меня на обед. – В клубе мы составили, что называется «партию», и когда я играл, ко мне подошел старинный мой знакомый – сенатор кн. Д. и просил не уезжать из клуба, не переговорив с ним об одном деле. Я давно знаю и уважаю Д., но никогда не имел с ним никаких тесных связей, и его желание переговорить со мною объяснил себе тем, что Д. был одним из предместников моих по занимаемому мною в В. месту, и потому, вероятно, хотел рекомендовать мне какого-нибудь тамошнего, подчиненного