того, кто виноват во всех ее проблемах: Екатерина. Когда той осенью Генрих проявил изрядную неразумность, вступив в прямую конфронтацию с женой, Анна, как сообщал новый посол Карла V Эсташ Шапюи, впала в истерику неуверенной в себе женщины. «Разве я не предупреждала вас, что всякий раз, когда вы будете вступать в спор с королевой, она обязательно одержит верх? Я уже предвижу, что в одно прекрасное утро вы поддадитесь ее рассуждениям и покинете меня… О горе мне! Прощайте, время и юность, потраченные впустую».

На стороне Екатерины появился новый союзник: горячая поддержка дипломата и гуманиста Шапюи будет сопровождать Екатерину до конца ее дней (а после того как она умерла – и ее дочь Марию). Но хоть она и выиграла битву, силы противника были настолько разнообразны, что не могли позволить ей выиграть войну.

Если бы потребовались доказательства того, насколько серьезно обстояло дело, их можно было бы почерпнуть в судьбе кардинала Уолси, который, не сумев оказать помощь Генриху, сетовал на то, что «никто не смеет заступаться за него перед королем, страшась неудовольствия мадемуазель Анны». Осенью, последовавшей за слушанием в Блэкфрайерсе, некогда всемогущему советнику Генриха было предъявлено обвинение в превышении полномочий (утверждении власти папы римского над властью короля Англии). Он был лишен правительственных должностей, полномочий и собственности и, не сумев заручиться поддержкой иностранных союзников, которые когда-то с удовольствием его использовали, был вынужден удалиться в Йорк, где все еще значился архиепископом. По словам венецианских комментаторов, падение Уолси «превосходит его позднюю славу и возвышение». В октябре следующего года, арестованный и этапированный на юг, Уолси скончался по пути в Лондон.

На этом этапе – спустя немногим более десяти лет после того, как Мартин Лютер впервые пригвоздил к вратам церкви свою критику папской политики, – еще не высказывалось явных предположений, что союз Генриха и Анны имеет какое-то отношение к разрыву с Римом. В конце концов, ссылаться на решение папы, как это было сделано в Блэкфрайерсе, означало неявно признавать его власть. Но теперь, когда Рим, казалось, начал сопротивляться «великому делу короля»[160], все должно было измениться.

На протяжении всей истории личные или политические амбиции невозможно было отделить от религиозных страстей, и в судьбе Анны все это неразрывно связано. 3 ноября 1529 года Генрих объявил открытым так называемый Парламент Реформации, который более пяти лет отстаивал позицию короля по отношению к церкви. Месяц спустя отец Анны, Томас Болейн, был провозглашен графом Уилтширом, а на последовавшем пиршестве его дочери уделялось больше внимания, чем всем остальным дамам (даже сестре короля Марии).

Среди того немногого, что мы знаем об Анне Болейн наверняка, – тот факт, что религиозные убеждения имели для нее важнейшее значение. Но спустя почти пять столетий протестантизма в Англии отличить реальное влияние Анны от ее намерений весьма затруднительно. Шапюи с восторгом заявлял, что Болейны были «большими лютеранами, чем сам Лютер», а во времена правления дочери Анны в Книге мучеников Фокса[161] она изображалась протестантской героиней (один из ранних примеров мифологизации ее фигуры).

Многие знатные дамы были заинтересованы в реформации (с маленькой буквы «р»), направленной против злоупотреблений католической церкви, оставаясь ее верными дочерьми (подобно тому, как когда-то именно знатные дамы стали главными защитниками катарского движения). Среди них выделялась Маргарита Наваррская, сестра Франциска I, искавшая более духовную и менее ритуальную модель христианства, чем та, что происходила из Рима. В начале 1530-х годов ее сочинения осуждались как еретические, но в конце концов Маргарита подтвердила абсолютную преданность католической церкви. Что касается Анны, то настоящее рвение крестоносца, с которым она преследовала церковные практики, казавшиеся ей порочными или вредными, не должно затмевать тот факт, что до конца жизни она исповедовала именно католическую веру.

Тем не менее именно Анна, еще до решающей схватки в Блэкфрайерсе, познакомила Генриха VIII с полезными отрывками из запрещенной книги «Послушание христианина и как христианские власти должны управлять», опубликованной за границей изгнанным из Англии Уильямом Тинделом. Вопросы религии вполне могли сочетаться с политическими и практическими вопросами, поскольку в книге выражалось сомнение, следует ли считать папу высшим религиозным авторитетом во всех странах. Тиндел предлагал альтернативу: подданный подотчетен правителю, а правитель – одному только Богу.

Чтобы привлечь внимание Генриха к сочинению вне закона, с помощью одной из своих фрейлин Анна организовала куртуазную игру, позволив королю думать, что это было его собственное открытие. Она одолжила книгу фрейлине, а у той «среди прочих любовных проказ» ее утащил любовник. Он зачитал томик при достаточном скоплении публики, чтобы его конфисковали и передали Уолси, а Анна могла пожаловаться Генриху. Ее усилия были вознаграждены. «Эту книгу вслед за мной должны прочесть все короли», – заявил Генрих.

Вскоре после слушания в Блэкфрайерсе ко двору был представлен кембриджский ученый Томас Кранмер, внесший полезное предложение собрать в европейских университетах мнения о том, существует ли какое-либо богословское обоснование права папы римского диктовать свою волю монархам. Весной 1530 года одно учебное заведение за другим – Париж, Орлеан, Болонья – предоставили Генриху тот ответ, который он желал получить. В июне ему вручили «Достаточно обширное собрание» (Collectanea Satis Copiosa) – сборник библейских и исторических материалов, подтверждающий необязательность верховенства папы римского. Посол Карла V Шапюи в ужасе предупреждал, что, если «граф [Уилтшир] и его дочь» (Анна Болейн и ее отец) останутся у власти, они «полностью лишат это королевство его верноподданства Папе».

Слова, задуманные как обвинение, на самом деле оказались пророческими. В феврале 1531 года Генрих VIII потребовал от церковных властей признать его «единственным защитником и верховным главой церкви и духовенства Англии». Анна Болейн, по сообщению Шапюи, «демонстрировала такую радость, будто обрела рай на земле».

Вопрос о религиозной реформе был напрямую связан со стремлением Генриха VIII (и убеждением, что он имел на это право) построить империю, подобную той, которой когда-то управлял король Артур. Более того, в январе 1531 года герцог Норфолк выступал в защиту короля перед Шапюи, основываясь именно на прецеденте Артура, на печати которого, по словам Норфолка, он именовался Britanniae, Galliae, Germaniae, Daciae Imperator – император Британии, Галлии, Германии и восточных территорий (посол на это съязвил, мол, жаль, что его еще и императором Азии не назвали).

Последние события правления Генриха дали ему новый повод объявить себя наследником короля Артура – ведь кто, если не Артур, победил Римскую империю? В легендах о короле Артуре именно эта победа составляла один из часто повторявшихся сюжетов (хотя до нашего времени он практически не дошел), но Мэлори в своей версии истории придал ему новое значение, более того, связав его с недавней победой Генриха V. Ученые-гуманисты были склонны сбрасывать со счетов легенды о