href="ch2.xhtml#id80" class="a">[151]. И действительно, положение Анны как куртуазной возлюбленной Генриха становилось тем прочнее, чем дольше она отказывалась заводить с ним интимные отношения в качестве любовницы.

Однако требование, отправленное в Рим, предполагало другой сценарий. Летом 1527 года Генрих решил, что Анна может стать не только его личным увлечением, но и его женой и матерью его сына. В этом случае необходимо было обеспечить, чтобы зачатый в их союзе ребенок был законнорожденным. Чтобы упростить задачу, теория куртуазной игры (а Генрих и Анна жили в плену теорий) санкционировала определенный уровень физической близости. И воздержание давалось им тем легче, чем очевиднее становилась перспектива в скором времени обвенчаться.

В сентябре 1527 года по пути домой из зарубежной миссии Уолси получил от Анны официальный вызов предстать перед королем – явный знак того, что дело шло к смене власти. В октябре Генрих поинтересовался у Томаса Мора, что он думает о предупреждении из книги Левит. В ноябре он пригласил в Хэмптон-Корт нескольких ученых. Под давлением Уолси папа даровал Генриху благословение обвенчаться с Анной в случае расторжения брака с Екатериной, хотя в нем не было сказано, каким образом можно добиться этого расторжения.

Одно из писем к Анне, написанных на английском (в отличие от писем первого этапа на куртуазном французском), передает волнение Генриха, предвкушавшего достижение поставленной цели и, возможно, новой близости. «Что касается другого нашего дела, я уверяю Вас, что больше ничего нельзя сделать: ни применить больше усердия, ни предвидеть и предусмотреть всевозможные опасности, так что я верю, что в будущем дело разрешится к нашему общему утешению… итак, за недостатком времени, дорогая, я заканчиваю это письмо…»

Их отношения ни для кого больше не были секретом. Той зимой французский посол сообщал из Гринвича, где благодаря любезным услугам Уолси Анне были отведены апартаменты рядом с Генрихом: «И король, и королева, как и в прежние годы, сохраняют в доме открытые двери. Мадемуазель де Болейн тоже здесь, у нее отдельное имение, и, как я полагаю, она не любит встречаться с королевой».

Теперь Анне нужно было вжиться в образ недоступной дамы не только для Генриха, но и для других. В феврале 1528 года в Рим были отправлены новые послы с поручением по пути нанести визит Анне, удалившейся в Хивер. В письме от Уолси (отныне причастного к делу) говорилось, что «одобренные, превосходные добродетельные [качества] упомянутой благородной дамы, праведность ее жизни, ее неизменная невинность, девичья и женская скромность, ее трезвость, целомудрие, кротость, смирение, мудрость… составляют фундамент, на котором зиждется желание короля». В часослове, который сегодня хранится в Хивере, Генрих и Анна обменялись стишками на полях. Вот стишок Анны:

В молитвах ваших вспомните меня,

Надежда день за днем ведет меня.

Эти слова выведены под миниатюрой коронования Богоматери. В другом часослове, принадлежавшем Анне, также имеется обмен рифмованными строчками с Генрихом. Анна вывела их под изображением благовещения:

Чем доказать любовь день ото дня?

К вам нежность вновь и вновь летит моя.

Здесь есть неявное обещание того, что ее «нежность» принесет плоды – Анна родит сына, – а также отсылка к девственности Девы Марии.

В одном из писем Генрих писал: «Дорогая, это послужит лишь для того, чтобы объявить тебе, что носитель сего и его товарищ будут отправлены с тем количеством вещей, необходимых для решения и осуществления нашего дела, которое наш разум может только вообразить; я надеюсь, благодаря их усердию очень скоро осуществится наша желанная цель…» Казалось, появилась осмысленная надежда на то, что дело продвигается вперед.

В начале 1527 года Маргарита Тюдор в Шотландии наконец добилась расторжения брака с графом Ангусом на основании его предварительного договора с леди Джанет Дуглас. Весной следующего года она вышла замуж за своего любовника Генри Стюарта. Ее брат с некоторой иронией наказывал в письме: «Оставь прелюбодейную компанию того, кто не имеет и не может иметь права называться твоим мужем».

Ангусу, все еще опекавшему молодого короля Якова V, удалось вытащить Стюарта из замка Стерлинг, где укрылись молодожены, и упрятать его за решетку. Но тогда же, летом 1528 года, Яков сбежал из-под стражи Ангуса, чтобы начать свое собственное правление в возрасте 16 лет, в ознаменование чего тут же назначил Стюарта лордом Метвеном «за великую любовь, которую он питал к моей дражайшей матери». (Только в 1529 году Чарльз Брэндон – первая из брошенных жен которого была еще жива, когда он более 10 лет назад обвенчался с Марией Тюдор, – получил окончательное подтверждение папской буллы, бесспорно объявляющей детей от его брака с вдовствующей королевой законнорожденными.)

Летом 1528 года ненадолго сложилось впечатление, что Анна и Генрих могут не выдержать напора событий, позволяющих выделить третью группу писем – к тому же, их можно датировать. В то лето в Англии с ужасающей силой разразилась эпидемия потливой горячки[152]. Генрих и Екатерина укрылись в относительно безопасном загородном имении, а Анна отправилась в Хивер. Одно из писем отражает обеспокоенность Генриха ее здоровьем: одна из ее фраз «чрезвычайно встревожила и расстроила меня». (Письмо заканчивалось словами: «Я бы так желал, чтобы Вы были в моих объятиях, чтобы хоть немного развеять Ваши неразумные мысли»: неужели она возражала против того, чтобы ее отослали?) В следующем письме он в ужасе сообщал, что ночью получил «самое печальное известие, которое только могло меня постичь… болезнь моей возлюбленной, которую я почитаю больше всего на свете и чьего здоровья я желаю не меньше, чем своего собственного, так что я с радостью взял бы на себя половину Вашего недуга, чтобы Вы вновь были здоровы». Анна действительно заболела, но благодаря помощи врача, отправленного Генрихом, выжила. В письме, адресованном «моей любимой», он сетовал на ее отсутствие, но по поводу того, как долго ей следует восстанавливаться в Хивере, призывал ее прислушиваться лишь к своему чутью: «Вы лучше знаете, какой воздух действует на Вас лучше всего».

В письмах упоминаются и другие события, позволяющие определить их датировку. Так, для расследования королевского брака папу римского убедили послать легата, кардинала Кампеджо, и в посланиях к Анне Генрих нетерпеливо отслеживает его перемещение. В одном из них говорится: «Легат, приезда которого мы так сильно желаем, прибыл в Париж в прошлое воскресенье или понедельник». Генрих выражает надежду вскоре «насладиться тем, чего я так долго жаждал, к Божьему удовольствию и к нашему общему утешению». Однако Кампеджо прибыл лишь в октябре, разбитый подагрой, что привело к дальнейшему затягиванию событий. Сообщив о «непритворной болезни благожелательного легата» и о том, что испытывает облегчение от «покладистости» Анны «и от подавления Ваших никчемных и напрасных мыслей уздой разума», он призывает свою «добрую возлюбленную» с этих пор проявлять такое же благоразумие