Я чувствую оцепенение и напряжение в плечах. И за секунду до того, как сдаюсь и решаю направиться к ней, Саутсайд начинает соскальзывать со стула.

Какой-то пацан замечает и ловит ее голову прямо перед тем, как та ударяется о траву. Я уже мчусь в ту сторону со всех ног, перепрыгивая через надгробия и расталкивая всех, кто оказывается у меня на пути.

– Отошли! – ору я, заставляя толпу разбегаться в стороны.

Парень, который поймал ее, тоже отступает, испуганно поднимая руки.

– Я ничего не делал, чувак. Клянусь. Она просто начала сползать со стула.

Мне уже все известно, поэтому просто игнорирую его. Не понимаю, что происходит. Я думал, она просто пьяна, но у нее синие губы, а лицо и шея покрыты красными крапинками. Наклонившись, слышу странный, едва слышный свист и тут же с ужасом понимаю: этот звук – ее хрипы. Она почти не дышит.

– Родригес! – кричу я, побуждая кого-нибудь привести эту пьяную сучку в чувство. Быть может, она поймет, в чем дело. Но это не работает. Лекси едва может открыть глаза, что делает ее совершенно бесполезной.

Я поднимаю Блу с земли, прижимаю ее безжизненное тело к груди. Даже не подумав, что делать дальше, бегу вниз по склону, направляясь к своей машине.

– Что случилось? – взволнованно спрашивает Стерлинг, догоняя меня.

– Я не знаю, но она едва дышит. Похоже на какую-то аллергическую реакцию.

Я слышу панику в своем голосе, и знаю, что Стерлинг тоже слышит. Но черт с ним. Мне не наплевать на нее. Вопреки собственным клятвам… Она мне небезразлична.

Мы оставляем тусклый свет вечеринки позади и устремляемся в кромешную тьму леса. В этот момент я полностью отключаю свои мысли, понимая, что на рефлексию совсем нет времени.

С ней что-то ужасно не так, и дело не в выпивке, ударившей в голову. На данный момент врач – единственный, кто может помочь.

Вижу лунный свет, отражающийся от крыши моей машины, и вздыхаю с облегчением.

– Кто-нибудь, откройте дверь, – кричу я, и Джосс, нагнав нас, открывает пассажирскую.

Стерлинг помогает мне положить Блу внутрь, я отдаю ему ключи.

– Тебе придется сесть за руль. Мне нужно присмотреть за ней, убедиться, что она продолжает дышать.

Он кивает, и я поворачиваюсь к подбежавшему Дэйну.

– Иди с Джосс. Она не должна возвращаться туда одна в полной темноте.

Дэйн отвечает так же, как Стерлинг, кивая один раз.

– Напиши, как узнаешь что-нибудь.

Я заверяю его, что так и сделаю, и следующее, что помню, – Стерлинг гонит по трассе, как сумасшедший. Саутсайд лежит у меня на руках, и ей становится хуже. Я обшариваю ее карманы и сумочку, надеясь найти лекарства, какой-нибудь эпинефрин, но все, что нахожу, – это ее телефон. Включаю. Загорается экран, но доступ защищен паролем. А это значит, что я даже не смогу связаться с ее семьей. Я облажался. Единственное, что можно сделать, пока Стерлинг мчится в больницу, – это побеспокоить ответственную за это дерьмо.

– Что ты сделала? – спрашиваю я с холодной яростью, как только она отвечает на звонок. И когда слышу в ее голосе страх, понимаю, что не ошибся.

– Я… я не думала, что она так отреагирует, – заикается Паркер. – Я…

– Говори, что ты, мать твою, ей дала, чтобы я мог передать твои слова врачам! – ору я в трубку, и слова рикошетом отлетают от стекол машины, однако Саутсайд уже ничего не слышит. Она отключилась.

Совсем.

– Хайди просмотрела ее досье, – признается Паркер. – Она помогает в учительской в свободное время, так что… Я подумала, мы могли бы получить какую-нибудь информацию, которую можно использовать против нее. Ну, знаешь, всякое личное, – судорожно объясняет она. – Но когда я увидела заметку об аллергии на арахис, то подумала, что можно таким образом подшутить над ней. Вот и все, – добавляет эта сука.

– Подшутить над ней? – рычу я.

Паркер рыдает на том конце провода, и мне хочется дотянуться до нее через телефон и придушить.

– Я… добавила немного арахисового соуса в «Монстр-Микс», – исповедуется она, заставляя меня сжимать телефон, пока тот не начинает скрипеть в руке. – У моей кузины тоже аллергия. Во время реакции у нее просто губы и глаза опухают. То есть, она выглядит ужасно, но больше ничего не происходит, – объясняет Паркер. – Я думала, что с ней будет так же. Я не предполагала…

– Ты… – с губ срывается разочарованный рык. Больше мне сказать нечего.

Я вешаю трубку, поскольку не могу больше ни секунды выносить бессвязную речь этой сучки. Но теперь я знаю, что вызвало реакцию.

А еще я осознаю уровень глупости Паркер Холидей. И он зашкаливает.

* * *

Я сказал Стерлингу уезжать, как только Саутсайд оказалась в безопасности. Сказал, что позвоню, когда буду готов, но не думаю, что это произойдет в ближайшее время.

Когда она, наконец, приходит в себя, сердце учащает свой бег. Я уже на ногах, рядом с ней. Сначала тянусь, чтобы схватить ее за руку, но вовремя останавливаю себя, засовывая обе руки в карманы.

Саутсайд несколько раз моргает, а затем со стоном хватается за голову.

– Как ты?

Ей требуется секунда, чтобы сориентироваться, а затем она переводит свой растерянный взгляд на меня.

– Где я?

И снова это желание взять ее за руку. И снова сопротивление.

– Ты в больнице, – говорю я. – У тебя была аллергическая реакция на какую-то еду.

Мне насрать на защиту Паркер, но я не могу забыть предупреждение, которое она сделала на кладбище. Знаю, что если расскажу о ее действиях, то сучка сразу запоет как канарейка, и выдаст всю информацию, которую знает. Верю ли я, что она реально что-то знает обо мне? Не совсем. Но не слишком ли высоки ставки? Еще как высоки.

– Моя голова, – стонет Саутсайд, снова закрывая глаза.

– Ты готова поговорить с врачами? У них есть вопросы.

Пожалуй, нам еще предстоит привыкнуть к тому, что мы разговариваем друг с другом, как нормальные люди, а не плюемся ядом, как обычно.

Блу кивает.

– Конечно. Это я могу.

Я оставляю ее ровно на пару секунд, быстро иду на пост медсестры, а затем возвращаюсь в палату и встаю у ее кровати, как послушный бойфренд.

Чувак, какого хрена ты творишь?

Опомнившись, иду к стулу в углу.

– Мисс Райли? – говорит доктор Тернер, входя в палату.

Саутсайд слабо улыбается и слегка приподнимается на кровати.

– Здравствуйте.

– Вы нас здорово напугали, – добавляет док с улыбкой. – Припоминаете, что вы могли съесть? Есть какие-нибудь идеи? Реакция была довольно сильной.

Я бросаю взгляд в сторону Блу, и она явно смущена.

– Нет. Обычно я довольно осторожна, но… Наверное, не в этот раз.

Когда она замолкает, доктор Тернер кивает.

– Что ж, мы ввели в ваш организм немного адреналина, как только этот внимательный молодой джентльмен доставил вас в отделение неотложной помощи. Его быстрые действия, вероятно, спасли вам жизнь.

Саутсайд поворачивается ко мне с натянутой улыбкой. Наверное, ей странно слышать, как кто-то использует любое из этих слов, чтобы описать меня. В этом я склонен с ней согласиться.

– Эпинефрина у вас нет? – спрашивает доктор.

– Я держу его в школьной сумке, но оставила ее в машине подруги. Наверное, думала, что знаю, каких продуктов следует избегать, – объясняет она.

– Порой такие ситуации могут произойти совершенно внезапно, так что излишняя осторожность никогда не помешает, понимаете? – проговаривает доктор строгим, но в то же время заботливым голосом.

Саутсайд кивает.

– Конечно.

Доктор Тернер снова листает карту.

– Я бы хотел получить контактные данные ваших родителей, чтобы связаться с ними и сообщить, что происходит.

Он выжидающе щелкает ручкой, но Саутсайд не произносит ни слова. Проходит добрых пять секунд, прежде чем она, наконец, заговаривает:

– Они… недоступны.

Брови доктора Тернера хмурятся.

– Недоступны?

Саутсайд кивает.

– Ну, папа дома, но он сильно болен. А мамы нет в городе. По делам уехала, – спешит добавить она.

Если под «болен» она подразумевает «пьян в стельку», то это утверждение о ее отце полностью соответствует действительности. И, основываясь на том, что Стерлинг сказал о подслушанном разговоре с ее матерью, полагаю, что «недоступна» – лучшее слово для описания ее поведения.

Доктор Тернер закрывает карту и не сводит глаз с Саутсайд.

– Что ж, вам восемнадцать, – ровным голосом говорит он и тяжело вздыхает. – Обращаться к опекунам нет нужды, но я хотел бы оставить вас здесь на эту ночь. Возможно, вы захотите позвонить близким, чтобы они не волновались.

С этими словами он