Шрифт:
Закладка:
32
Города мертвых
Пресс-секретарь Гитлера Отто Дитрих, который сопровождал железную немецкую армию, заявил: «Я был поражен тем, что сложнейшая, огромная кампания осуществляется с точностью часового механизма»[427].
Настала очередь Франции. Немецкие войска катком прошлись по стране, а мир с недоверчивым изумлением смотрел, как быстро был захвачен и оккупирован Париж. Четырнадцатого июня 1940 года немецкие танки победоносно прошли по Елисейским Полям. На Эйфелевой башне и Триумфальной арке развевались нацистские флаги. Более половины горожан ускользнули через заднюю дверь, когда немецкая армия ломилась с парадного входа. Улицы опустели, магазины закрылись. Корреспондент United Press отмечал: «Французская столица напоминает город мертвых»[428]. Торжествующая партийная газета Völkischer Beobachter воспользовалась случаем, чтобы в очередной раз плюнуть ядом в духе «Ку-клукс-клана»: «Париж был городом разврата и коррупции, демократии и капитализма, где евреев пускали ко двору, а негров — в салоны. Этот Париж никогда больше не возродится»[429].
Французский премьер-министр Поль Рейно с позором ушел в отставку. Его место занял маршал Филипп Петен, восьмидесятичетырехлетний герой Первой мировой войны. Семнадцатого июня около полудня Петен впервые обратился к нации по радио в качестве премьер-министра. Он подтвердил худшие опасения: «С тяжелым сердцем я сегодня должен сказать вам, что сопротивление следует прекратить»[430]. Переговоры о капитуляции уже велись.
В понедельник Дитрих Бонхёффер и Эберхард Бетге на пароме отбыли в Мемель. В этом городке на Балтийском побережье проходило совещание пасторов Исповедующей церкви. Вечером в Мемеле должна была состояться служба, поэтому друзья коротали время на веранде кафе, греясь на солнышке. В полдень ожил громкоговоритель. Йозеф Геббельс сообщил последние новости: маршал Петен только что признал поражение. Отныне Франция официально в руках Гитлера. Посетители кафе замолкли и замерли. А потом один за другим стали подниматься, взметая руки в нацистском приветствии. Все запели национальный гимн «Германия, Германия, превыше всего».
Бонхёфферу и Бетге стало неуютно, но им тоже пришлось встать. Бетге с ужасом смотрел, как его друг поднимает руку в нацистском приветствии. Бонхёффер наклонился к нему и прошептал: «Подними руку. Ты с ума сошел?»[431] Однако Бетге не мог пошевелиться. Когда они закончили обед и вышли из кафе, Бонхёффер объяснил свое поведение. Франция сдалась так быстро и легко, что это окончательно нарушило положение дел. Гитлер останется надолго. Военные не выступят против него. Война будет долгой. Чтобы не нарваться на неприятности, не попасть в тюрьму и остаться в живых, противникам режима нужно проявлять осторожность, а порой и следовать за нацистским большинством.
«Мы должны рисковать ради совершенно другого, — сказал он, — а не ради этого приветствия»[432].
Через четыре дня Германа Штюра, отказавшегося служить в армии по соображениям совести, казнили на гильотине в Берлине. Ему было сорок два года. Штюр, ветеран Первой мировой войны, имел докторскую степень по политологии и одно время сотрудничал с Международным братством примирения. Эту экуменическую антивоенную организацию создали британские и немецкие религиозные активисты[433]. В ноябре 1939-го Штюра приговорили к году заключения за отказ от службы. Согласно приговору, по отбытии срока он должен был пойти в армию в качестве чиновника или медика[434]. Находясь в тюрьме Штюр, обжаловал приговор. Отказ принять обязательную присягу Гитлеру пагубно повлиял на его судьбу. Апелляцию отклонили, а его самого приговорили к смертной казни за «подрыв морального духа вооруженных сил»[435].
Девять месяцев Штюр находился в тюрьме Тегель, где с ним познакомился Гарольд Пёльхау, священник, в чьи обязанности входило попечение и утешение приговоренных к казни. В последний вечер они вместе приняли причастие в камере. Штюр смирился со своей судьбой. Он написал письмо брату: «Исполнение этого приговора — воля Бога, великодушная и милосердная воля Бога»[436].
Пёльхау присутствовал при казни. Штюра похоронили в лютеранской церкви Святого Иоанна в Берлине, и Пёльхау провел погребальную службу. Служба была короткой и небольшой. Присутствовали лишь брат, сестра, четыре друга из Братства примирения — и три офицера гестапо[437]. Пастору запретили произносить некролог, поэтому он лишь зачитал строки из Евангелия от Матфея: «Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен…» «Прекратить!» — приказал один из офицеров. Читать Библию тоже запрещалось. Гроб с телом Штюра опустили в могилу, а пастор Пёльхау прочел «Отче наш».
Герман Штюр принадлежал к Исповедующей церкви. Дитрих Бонхёффер не был с ним близок, но следил за его делом. Пацифистам в Германии приходилось несладко. Штюр буквально умер за свои убеждения. А пастор Бонхёффер изо всех сил старался не умереть в военной форме за другого человека. Стать армейским капелланом ему не позволили — эту должность получали только священники с военным опытом[438]. В начале июня Бонхёффера вызвали на призывной медосмотр и признали «годным к военной службе» — вот почему он не хотел привлекать к себе лишнее внимание и поднял руку в нацистском салюте в кафе в Мемеле[439].
Франция была повержена. Адольф Гитлер полагал, что британское правительство вскоре начнет умолять о мирных переговорах.
Армия отдыхала и ждала. Солдат распустили по домам в отпуска. Но премьер Уинстон Черчилль не собирался вести переговоры или прекращать борьбу. В середине июля Гитлер приказал генералам готовиться к вторжению в Британию — к операции под кодовым названием «Морской лев». Военное командование не пришло в восторг. Армия не была готова к наступлению с моря и не имела необходимого для высадки снаряжения. Гитлер неохотно отложил операцию до сентября. А Герману Герингу и пилотам люфтваффе поручили сделать Британию сговорчивее. Нацисты начали бомбить торговые корабли и стратегические цели на юге Англии: воздушные базы, радарные станции и заводы.
Геринг считал, что его пилоты с легкостью будут господствовать в воздухе. Но он жестоко просчитался: британские военно-воздушные силы были немногочисленны, но их самолеты оказались более маневренными, а пилотам не приходилось действовать на максимальном удалении от аэродромов. Кроме того, радарная система Британии значительно превосходила все, с чем ранее сталкивались немцы. К августу люфтваффе потеряло 600 самолетов, а англичане — лишь 260. Военная машина Гитлера впервые начала сбоить.