Они знали друг друга восемь лет — очень долго для офицеров разных армий. Месяц назад, когда планировалось вторжение в Данию и Норвегию, Остер посоветовал Сасу отправить жену и сына в Швейцарию хотя бы на время. Сас несколько дней выжидал, а потом вывез семью из Германии по разработанному абвером безопасному маршруту, где можно было не опасаться гестапо. По пути Сас каждый день отмечался в отделениях абвера, а оттуда о нем сообщали Остеру.

В этот поздний час друзья неожиданно оказались по разные стороны непреодолимой бездны: немецкий солдат и бельгийский солдат, лучшие враги. Сасу нужно было ехать в посольство, чтобы сделать необходимые звонки. Остер отправился домой, чтобы немного поспать. Они расстались на абсолютно темной улице Берлина. В глубине души полковник понимал, что это маловероятно, но все же от всего сердца сказал: «Надеюсь, мы еще увидимся после войны»[410].

Письменный приказ Гитлера подчеркивал значимость наступления на запад. «Начинающаяся сегодня битва определит будущее немецкой нации на следующую тысячу лет»[411].

Удивительно, но одной из первых жертв войны стал гражданский человек, находившийся за сотни километров от полей сражений. Британия не сумела остановить агрессию Германии в Норвегии, и это стало национальным позором. Самолеты люфтваффе господствовали в воздухе, а самый мощный флот мира оказался бессилен против них. Парламент более не поддерживал Невилла Чемберлена. Он потерял свое кресло утром 10 мая, когда гитлеровская армия начала наступление.

К вечеру новым премьер-министром стал Уинстон Черчилль, консерватор, которого Чемберлен вытащил из политического забвения девять месяцев назад и назначил Первым лордом Адмиралтейства. Его петушиная драчливость должна была стать антидотом стилю старой курицы, столь свойственному Чемберлену. Черчилль должен был быстро найти способ остановить или хотя бы задержать Гитлера.

Немецкая армия вновь превзошла себя. Это была почти что детская война, словно армия оловянных солдатиков сражается на кухонном столе. Сахарница оказалась совершенно неподготовленной. Баночке с горчицей оказалось нечего противопоставить наступающей армии. Мощная солонка с готовностью капитулировала.

И на поле боя, и за его пределами все шло по плану. В Люксембурге Великая герцогиня и ее кабинет сложили полномочия к восьми утра, и к ночи страна была оккупирована. Нидерланды продержались четыре дня, Бельгия — восемнадцать. Вермахт напрочь разбил 1-й, 7-й и 9-й корпуса французской армии. Немцы взяли Кале и сбросили британцев и французов в море в Дюнкерке. Более 360 тысяч солдат были эвакуированы с побережья, более 80 тысяч — взяты в плен.

Бранденбургская дивизия абвера великолепно действовала в тылу врага. Она взяла под контроль многочисленные мосты, и танки Седьмой танковой дивизии генерала Эрвина Роммеля беспрепятственно продвигались вперед. Более 400 солдат абвера были удостоены Железных крестов. Адмирал Вильгельм Канарис, который сейчас играл в родной команде, а не на стороне заговорщиков, принимал поздравления Гитлера и фельдмаршала Вильгельма Кейтеля.

Остеру, Донаньи и другим противникам режима было трудно пережить происходящее. Они делились ценной информацией, подвергая опасности собственную жизнь, но на их слова не обращали внимания, считали недостоверными, их послания оказывались еще одной бумажкой на чьем-нибудь столе. Важнейшая информация не смогла остановить военную машину нацистов, которая с каждым днем становилась все более непобедимой. Вот почему Гитлер заставил армию повернуть на юг. Немцы двинулись на Париж.

Граф Хельмут Джеймс фон Мольтке, тридцатитрехлетний юрист, который учился в Оксфорде и даже недолго практиковал в Британии, был призван в абвер год назад самим Вильгельмом Канарисом. Он специализировался на международном и военном праве, которые теперь подверглись жестокому испытанию. Мольтке находился в депрессии и физически не мог явиться в свой кабинет. Жене он сказал, что армия «стала вести себя в Норвегии, как в Польше. Это чудовищно. Туда отправили СС»[412].

Мольтке свободно говорил по-английски и постоянно общался с новым поверенным в делах США в Германии Александром Кёрком. Оба были полны мрачных предчувствий относительно будущего Германии. «Хотите знать, что я думаю? — спросил Кёрк у Мольтке, когда Нидерланды пали. — Это потоп, а ковчега нет»[413].

31

Коричневые птицы и другие печали

Наступление Гитлера на Западе повлияло не только на жизнь Невилла Чемберлена. Осенью 1939 года Сабина и Герхард Лейбхольцы вместе с детьми покинули Лондон и теперь снимали квартиру в курортном городе Сент-Леонардс-он-Си. Они скромно жили на сбережения и небольшую стипендию от недавно образованного Всемирного совета церквей[414]. Второго мая 1940 года, через два дня после вторжения Германии в Нидерланды, у дверей их дома появился полицейский[415]. Он пришел за Герхардом.

Британское правительство интернировало 80 тысяч немецких и австрийских беженцев в лагеря, расположенные по всей стране. Забирали преимущественно мужчин в возрасте от 16 до 70 лет. Теперь их считали «вражескими чужаками». Нужно было вычислить сторонников нацистов и потенциальных диверсантов — их планировали отправить в лагерь длительного содержания на острове Мэн в Ирландском море[416]. Всех остальных после проверки собирались отпустить.

Полицейский похлопал Сабину по спине и сказал, что ее муж должен вернуться в течение недели: «Не переживайте!» Герхарда доставили в полицейский участок, откуда должны были отправить в лагерь близ Ливерпуля, то есть почти за полтысячи километров. Полицейский в участке хмуро посмотрел на Лейбхольца и проворчал: «Теперь вы будете страдать за своего фюрера».

«Благодарю, — ответил Герхард, — я уже достаточно настрадался в Германии»[417].

Дитрих Бонхёффер ничего не знал о судьбе Сабины и ее семьи. Но епископ Джордж Белл узнал о произошедшем и поручился за Лейбхольцев[418]. Полезно иметь среди знакомых члена парламента. И все же Герхард смог вернуться домой лишь в конце июля.

Две недели он писал благодарственные письма епископу Беллу и всем британским друзьям, которые боролись за его освобождение[419].

Наступление на Западном фронте породило кризис в штабе абвера: за шпионами начали шпионить.

Глубоко в недрах Министерства авиации Германа Геринга имелась служба разведки и криптографии — Forschungsamt, или информационное бюро и бюро Ф, или Научно-исследовательский институт Германа Геринга. В этой службе работало более пяти тысяч человек, в задачи которых входила слежка за коротковолновым и радиосообщением, телефонной связью и