— Спасибо вам, — послу наконец удалось выговорить несколько слов, и эти слова были обращены к спецназовцам. — Огромное спасибо…

— Не за что, — ответил Богданов. — Ну, мы пойдем… А вы, — он глянул на освобожденных людей, — постарайтесь больше не попадаться.

Они вышли из помещения, прошли по посольскому двору, миновали ворота. Они не оглядывались, но знали, что из окон на них смотрят люди. Как они об этом догадались? Ну, они были спецназовцами. А спецназовцу совсем не обязательно оглядываться, чтобы знать, что кто-то смотрит ему вслед.

* * *

— Что ж, нам только и осталось, что сыграть последний аккорд на рояле! — сказал Лепилин. — То есть познакомиться поближе с товарищем Кассабом. Расцеловать его, так сказать, в сахарные уста.

Сейчас спецназовцы в присутствии Мансура совещались, как им лучше выполнить последнее дело — пленить Кассаба. Сыграть последний аккорд — как образно выразился Лепилин.

— Он не придет! — сказал Мансур. — Он трус!

— Да, но речь идет о женщине! — возразил Мансуру Лепилин. — Причем о красивой женщине!

— Кассаб пожертвует и женщиной! — Мансур упрямо мотнул головой. — Даже если она красавица! Все трусы делают так!

— Э, брат! — шутливо сказал Лепилин, похлопав Мансура по плечу. — Да ты, я вижу, ничего не смыслишь в красивых женщинах. И в любви ты тоже ничего не смыслишь! А любовь — это… В общем, она подвластна всем, иногда даже трусам. Так что придет наш приятель Кассаб вечерком к развалинам, никуда он не денется! Я это просто-таки чувствую всем своим нутром! Мое нутро — самый лучший для меня советчик. Я могу и ошибиться, а вот оно — никогда!

— Даже если он и придет, — не желал сдаваться Мансур, — то все равно при этом устроит какую-нибудь подлость. Все трусы так делают!

— А вот это совсем другой разговор, — согласился Лепилин. — Именно ради этого мы сейчас здесь и собрались. Чтобы, значит, угадать и предотвратить ту подлость, которую нам устроит Мансур.

— Да какая там подлость? — поморщился Дубко. — У него и выхода-то никакого нет. Или он попытается сбежать, или явится в полночь к развалинам. Лично меня беспокоит первый вариант — не сбежал ли он уже сейчас, загодя?

— Не сбежал, — ответил на это Мансур. — Мои люди следят за лагерем этих разбойников. Если бы Кассаб сбежал, я бы об этом знал. И вы тоже знали бы.

— Вот и хорошо, — выдохнул Дубко. — Тогда будем готовиться к ночной встрече. Заодно и передохнем, а то я, честно сказать, малость притомился. Да и вы, думаю, тоже.

* * *

— Ну, вот и долгожданные сумерки, — сказал Богданов. — Самая пора собираться на последний и решительный бой. Подъем, золотая рота!

Собрались быстро, почти мгновенно, по-спецназовски. Роли для всех были распределены заранее, в том числе и для Мансура с его тремя помощниками. Они должны были следить за воротами лагеря боевиков и дать знать спецназовцам, если будет замечено, что Кассаб попытается удрать. Впрочем, помощники и без того были на посту, а Мансур должен был к ним присоединиться.

Сами же спецназовцы отправились проторенной дорогой на восточную окраину Бейрута к хорошо знакомым им развалинам мечети. Пришли они туда аккурат с наступлением темноты. И интуитивно почувствовали, что в развалинах устроена засада. Это было одновременно и плохо, и хорошо. Плохо было то, что засаду придется обезвреживать, тратить на это время и силы. А хорошо было то, что если в развалинах засада боевиков, то, значит, и сам Кассаб находится где-то поблизости. А иначе для чего было устраивать засаду, какой в этом был смысл?

Итак, прежде всего необходимо было разобраться с засадой. По прикидкам спецназовцев, всего в развалинах затаились десять-двенадцать боевиков.

Богданов три раза коротко свистнул. Это был сигнал к действию. Причем не просто к действию, а к такому действию, которое у спецназовцев называлось «на кошачьих лапах». То есть двигаться и действовать нужно было предельно осторожно и беззвучно — будто ты не живой человек, а просто-таки некий бесплотный дух.

Спецназовцы так и поступили. У каждого из них имелся пистолет с беззвучным боем, однако же убивать они никого не собирались, разве только в каком-то совсем уж крайнем случае. Все же они были не палачами, а солдатами, а истинные солдаты напрасно не убивают никого.

Как спецназовцы надеялись, так все и произошло. Неслышно и незаметно передвигаясь в темноте, они подкрадывались к затаившимся среди развалин боевикам, так же неслышно набрасывались на них сверху или сзади; ну а лишить в такой ситуации человека сознания — это, можно сказать, обычное спецназовское дело.

Однако при всем при этом произошла и осечка. Неожиданно из-за развалин выскочила смутная человеческая фигура. Раздался шум, тяжелое дыхание, посыпались камни. Очень было похоже на то, что кто-то из боевиков почуял-таки присутствие спецназовцев, испугался, а страх, как известно, скверный помощник. Вместо того чтобы затаиться, испуганный боевик решил спастись бегством и, может, даже сделать несколько выстрелов в темноту, наугад — и это было очень опасно, потому что пуля, как известно, дура, может кого-то и убить.

Но ни выстрелить, ни убежать напуганному боевику не удалось — для этого ему просто не хватило времени. Тотчас же из темноты в его сторону метнулась другая человеческая фигура — это был Лепилин. В этот миг он оказался ближе всех к напуганному боевику. Послышался шум борьбы, которая была кратковременной. Когда кто-то из спецназовцев бросился к Лепилину на помощь, то оказалось, что помощь уже не нужна.

— Да живой я, живой! — проворчал Лепилин. — А вот этот проворный человечек — может, и нет. Тут уж не угадаешь… Сейчас мы определим, жив он или нет.

Лепилин вытащил фонарь и посветил им в лицо поверженного противника, после чего хмыкнул:

— Живой! При моем-то нежном к нему отношении что с ним могло статься? Вот, даже в сознании. Эй, ты! Ну-ка, поднимайся, а не то…

Тут Лепилин неожиданно осекся и еще раз осветил лицо боевика.

— Что-то мне как будто знакома эта личность… — в раздумье проговорил он. — Что-то мне его приметы как будто бы кого-то напоминают… Ба! Да уж не сам ли это Кассаб! Ну-ка, — встряхнул он боевика, — отвечай мне, Кассаб ты или нет?

Боевик ничего не сказал, лишь тяжело шевельнулся, будто бы пытался подняться.

— Точно, Кассаб, — без всякого удивления произнес Лепилин. — Надо же… Братцы, смотрите, какого карася я выудил! Кассаба! Осторожный, гад, бдительный! Вон как выпрыгнул из засады. Вот так повезло мне в моей суматошной жизни. Не иначе как меня представят к ордену за такой улов.