командой не собирались затевать с боевиками сражение. Они намерены были действовать по-другому. Одно слово — «нахаловка».

Лагерь боевиков освещался скудно, лишь кое-где угадывались тусклые огни фонарей. Это было хорошо, это был дополнительный плюс. В той ситуации, в которой находились сейчас спецназовцы, темнота была для них помощником.

— Кто здесь у вас старший? — спросил Казбек на арабском языке.

— Я, — отозвался один из часовых.

Богданов хмыкнул и направил свет фонаря на лицо часового, назвавшегося старшим. Он сделал это преднамеренно — нужно было показать, кто здесь главный и, соответственно, кто кому должен подчиняться. У старшего часового была длинная рыжая борода и, насколько Богданов мог заметить, злые настороженные глаза. Рыжебородый не стал заслоняться от света, бившего ему прямо в глаза, он не высказал никакого неудовольствия, даже не шелохнулся, и из этого Богданов сделал вывод, что старший часовой, а вместе с ним и остальные часовые готовы подчиниться Богданову и его бойцам. И это было замечательно, это было как раз то, на что спецназовцы и рассчитывали.

— Где покои Кассаба? — надменно, не разжимая губ, спросил Богданов по-английски. — Нам нужно все осмотреть. Немедленно.

Казбек Аджоев перевел вопрос Богданова на арабский язык.

— Зачем? — спросил рыжебородый.

— Есть подозрения, что помещения, в которых ночует Кассаб со своей женщиной, заминированы, — пояснил Казбек Аджоев рыжебородому. — В любой момент возможен взрыв. Поэтому ты должен отвести нас на место немедленно. Ты понял?

Рыжебородый колебался. Скорее всего, у него не было такого права — входить в личные покои Кассаба.

— Кто мог заложить мины? — с недоумением спросил он.

— Разве у Кассаба мало врагов? — Казбек изо всех сил постарался придать этому своему вопросу ироничное и вместе с тем требовательное звучание. — Мы думаем, что враги есть и здесь, в лагере. Или, может, ты станешь утверждать, что врагов поблизости нет?

Богданов произнес по-английски несколько коротких фраз.

— Подумай, что станется с тобой, если взрыв все-таки случится, — перевел Аджоев. — Да, Кассаба сейчас на месте нет, но на месте Абла, его любимая женщина. Кассаб тебе этого не простит.

Эти грозные слова, похоже, попали в самую точку. Рыжебородый шевельнулся и махнул рукой — ступайте, мол, за мной. Спецназовцы, разумеется, пошли. Двое из них — Папишвили и Бессонов — шли сзади остальных, то и дело оглядываясь и пытаясь в темноте разобраться — не идут ли вслед за ними другие боевики. Но никто следом не шел, остальные часовые остались у ворот. И это было хорошо, потому что это означало, что каких-то особых сомнений и недоверия появление спецназовцев ни у кого пока не вызвало. Похоже, их и вправду приняли за американских спецназовцев, присланных Бобом и Майком, чтобы спасти Кассаба. Что ж, и замечательно, если так.

Шли недолго и вскоре приблизились к продолговатому приземистому сооружению. Снаружи помещение не было освещено, а вот внутри сквозь узкие оконца пробивался приглушенный свет.

— Здесь, — сказал рыжебородый.

— Нам нужно зайти внутрь, — сказал Аджоев.

Рыжебородый помедлил и вполголоса что-то сказал. Было похоже, что он кого-то то ли зовет, то ли окликает. И точно: тотчас же откуда-то из темноты появились три человеческие фигуры. Это, несомненно, были часовые, охранявшие покои Кассаба и его любимой женщины. Рыжебородый вступил с ними в переговоры. Спецназовцам было понятно, что слова рыжебородого вызвали у часовых недоумение и даже тревогу, но все обошлось. Один из часовых повозился у двери, и она отворилась. Рыжебородый что-то буркнул, обращаясь к спецназовцам. Было понятно, что он приглашает их войти.

— Ступай первым, — велел Казбек рыжебородому. — Мы за тобой.

Рыжебородый и один из часовых вошли внутрь. За ними последовали спецназовцы, но не все. Трое из них — Папишвили, Бессонов и Дорохин — остались снаружи. Остальные четверо последовали за рыжебородым.

— Показывай! — коротко приказал рыжебородому Казбек Аджоев.

— Там, — рыжебородый указал рукой, — покои Кассаба. А вот здесь покои уважаемой Аблы.

— Буди женщину! — произнес по-английски Богданов, и Аджоев тотчас же перевел это приказание.

Недоумение и испуг мигом отобразились на лицах рыжебородого и сопровождавшего его часового.

— Я не могу тревожить ее сон, — сказал рыжебородый. — По нашим законам нельзя входить в покои чужой женщины!

Аджоев сказал что-то, обращаясь к Богданову. В ответ подполковник заговорил громко, решительно и зло.

Аджоев стал переводить:

— Наш командир сказал так: к черту сейчас ваши законы! Вы что же, не понимаете, что речь идет о жизни этой женщины? Ее необходимо срочно увести отсюда подальше. Срочно, иначе может быть поздно!

Рыжебородый что-то коротко приказал сопровождавшему его часовому. Часовой нерешительно приблизился к двери и постучал. Из-за двери ему ответил женский голос. Часовой торопливо принялся что-то объяснять женщине. Казбек Аджоев ничего не переводил, потому что и без того было понятно — часовой уговаривает женщину собираться, чтобы немедленно покинуть помещение. Похоже было, что женщина не сразу поверила часовому. Вначале в ее голосе слышалось недоумение, затем недоверие, но вот в голосе ощутился испуг, и вскоре дверь отворилась.

— Абла-ухти, — почтительно обратился к женщине Аджоев. — Простите, что побеспокоили вас. Мы американские спецназовцы. Вам нужно немедленно последовать за нами. Где-то здесь заложена мина, которая в любой момент может взорваться.

— Но Кассаб… — нерешительно произнесла женщина.

— Кассаба сейчас нет на месте! — не дал договорить женщине Аджоев. — Мы не можем ждать, когда он вернется! Время дорого! Потом мы Кассабу все объясним…

Женщина все так же нерешительно сделала несколько шагов, и это было для спецназовцев сигналом к действию. Лепилин тотчас же сделал едва уловимое короткое движение — и часовой был повержен, он лишился сознания и рухнул. Аджоев в этот же самый миг подскочил к рыжебородому и приставил к его виску пистолет.

— Будешь вести себя правильно, останешься живой! — сказал он.

Пока Аджоев объяснял рыжебородому, как ему следует себя вести, Богданов стремительно обыскал боевика и забрал у него оружие — пистолет и нож.

Женщина вскрикнула. Лепилин подошел к ней и улыбнулся — не беспокойтесь, дескать, дамочка, уж с вами-то ничего не случится.

Как только часовой был обезврежен, а к виску рыжебородого был приставлен пистолет, Дубко метнулся за дверь и коротко свистнул. Это был сигнал для спецназовцев, оставшихся снаружи. Миг — и двое часовых, которые также оставались у входа, беззвучно рухнули на землю. Дубко вернулся в помещение и сделал едва заметный знак рукой, означавший: все в порядке, путь свободен.

— Пойдем, — сказал Аджоев рыжебородому. — Ты будешь выполнять все мои команды. Еще раз предупреждаю — веди себя разумно. Иначе умрешь. Ты меня хорошо понял?

— Да, — прохрипел рыжебородый.

— Тогда пошли, — сказал Аджоев.

Дубко находился с Аджоевым рядом, он его