Десять дней от роду.

Я даже не знаю, насколько он большой и что он уже может, а что нет.

Не мое дело.

Я подношу пиво к губам. Меня тошнит от этого запаха. Я не хочу возвращаться к тому, каким я был.

Родив ребенка, Зойи отобрала у меня право выбора. Но должна ли она решать, иметь ему отца или не иметь? Я знаю, какой тяжелой была ее жизнь, но это делает ее еще менее способной принимать правильные решения от имени своего беззащитного сына.

Нашего беззащитного сына.

Я швыряю бутылку через всю комнату, но она даже не разбивается, а просто заливает пивом деревянную стену.

Страх – недостаточно хорошее оправдание для меня, чтобы подвести этого ребенка.

Второго января я добираюсь до здания социальной службы незадолго до восьми утра. Их веб-страница сообщает, что они открываются в девять, а это означает, что придется целый час ждать снаружи, но это стоило сделать ради того, чтобы быть первым в очереди.

Несмотря на то, что я никогда не хотел ребенка, сейчас все изменилось. Пять лет назад я вернулся к жизни и, возможно, именно поэтому не хочу больше терять время.

Ожидая, я притоптываю, чтобы согреться, прокручивая в голове то, что собираюсь сказать. Эти слова заставляют меня ощущать себя подонком, коим я, собственно, и являюсь, но, как бы то ни было, сказать-то я намереваюсь правду.

Когда они открывают двери, рождественские украшения все еще безвольно свисают с потолка и стойки регистрации, и в воздухе витает слабый запах соснового освежителя воздуха и сахарного тростника. Две женщины за стойкой хихикают, делясь праздничными сплетнями, и выглядят слегка расстроенными из-за того, что их прервал посетитель. Клиент. Кем бы я ни был.

У меня нет никакой информации.

– С Новым годом, – мямлю я в жалкой попытке смягчить их. – Не знаю, туда ли я пришел, но мне нужно спросить о ребенке.

Старшая перестает смеяться: ее очки в красной оправе делают ее немного похожей на Су Поллард, но в ее хмуром взгляде нет и намека на «[61] Привет-привет!»[62].

– Что именно спросить?

– Я… У моего… моей бывшей подружки родился ребенок, и я хочу… увидеться.

– Вы хотите, чтобы мы помогли вам увидеться с вашей бывшей девушкой?

Она притворяется, что не понимает?

– Нет, с ребенком. Его мама принимает наркотики, так что я думаю, что ваша служба наверняка будет задействована.

Женщина вздыхает.

– Как зовут вашу девушку? Я не имею права раскрыть никакой личной информации, но могу назначить вам встречу с сотрудником, который может проконсультировать.

– Ее зовут Зойи.

Она поднимает взгляд от карточки, на которой пишет, и ждет.

– Зойи, а дальше? – в конце концов подсказывает она.

– Дело в том, что… у нас были не те отношения, чтобы интересоваться фамилией.

Ее брови приподнимаются. Готовясь к этому визиту, я тщательно подбирал одежду, чтобы выглядеть более взрослым, чем я себя ощущаю, но теперь я чувствую себя глупым ребенком.

Позади меня открывается входная дверь, и девочка-подросток пытается завезти внутрь двухместную коляску. Я хочу помочь, но не знаю, как это сделать, и она посмеивается надо мной, а когда я поворачиваюсь обратно, секретарша смотрит на меня взглядом «что я вам говорила».

– Дата и место рождения? – спрашивает она резким тоном.

Я открываю рот, довольный тем, что могу ответить хоть на что-то:

– 2 августа 1982 года. Окружная больница.

На этот раз ее вздох чуть не сдувает стопку листовок со стола.

– Ребенка, не ваша.

Вот черт!

– Хм… 23 декабря. Пять дней назад. Это мальчик, но я не знаю, где он родился. Хотя, возможно, в Брайтоне.

Не-Су-Поллард поворачивается к своей коллеге и говорит:

– Я уже жалею, что встала с постели этим утром.

Затем обращается ко мне:

– Полагаю, ваше имя не указано в свидетельстве о рождении?

– Я без понятия.

– Здесь не чертово «Детективное агентство № 1»! Я ничего не смогу сделать, если вы не дадите мне больше информации.

Я делаю глубокий вдох. Возможно, это мой последний шанс привлечь женщину на свою сторону.

– Простите, я понимаю, что все это звучит безумно. Но я даже не знал, что стал отцом, пока несколько дней назад не позвонила моя бывшая. Она… беззащитна. Не в силах позаботиться о себе, не говоря уже о ребенке.

К этому времени прибыла еще пара клиентов. У меня целая аудитория, все женщины.

– Я не говорю, что буду лучше, чем она. Но дети хотят знать, кто их родители, не так ли? Я хочу быть рядом, если я ему понадоблюсь.

В комнате становится очень тихо. Даже младенцы в коляске перестали плакать.

– Послушай, милый, все не так просто… – ее голос теперь мягче, более материнский. – Если твоя бывшая будет бороться, тогда социальная служба решит, что лучше для ребенка. Но это не обязательно будешь ты.

Я знаю это из исследования, которое провел в интернете, но тем не менее это кажется абсолютно безапелляционным сейчас, когда исходит от кого-то, обладающего властью.

– Я должен попытаться. Не так ли?

– Эй, дай ему шанс! – произносит девочка-подросток позади меня. – Большинству отцов насрать на своих детей.

Не-Су-Поллард роется в ящике стола и достает брошюру о родительских правах.

– Там на обороте есть номер, – она переворачивает брошюру, обводит что-то шариковой ручкой. – Тут телефон доверия. Это нормальная компания, лучше, чем психи, которые одеваются, как Человек-паук. Они помогут тебе разобраться с юридическими вопросами. Если это то, чего ты действительно хочешь.

Я киваю.

– У тебя есть деньги? Или возможность их раздобыть?

– Вроде бы.

– Они не обязательно понадобятся, но… это может помочь. В любом случае будет нелегко.

Я беру брошюру.

– Наверное, и не должно быть. Спасибо.

Когда я разворачиваюсь, чтобы уйти, девушка с коляской подмигивает мне:

– Если не найдешь своего настоящего ребенка, пожалуйста, сыграй роль папочки для этих двоих.

Я смотрю на них сверху вниз: ребенок побольше и ребенок поменьше. Я даже не могу угадать их возраст, не говоря уже о том, как их кормить, успокаивать или играть с ними. О чем я думаю, что я делаю?!

Я слабо улыбаюсь.

– Они замечательные.

Девушка кивает:

– Временами так и есть. Удачи.

Идя домой из офиса социальной службы, я осознаю одну вещь: если мне нужны деньги, чтобы бороться, я должен все рассказать своим родителям. Мама по-прежнему злится, потому что я не смог присутствовать на ее вечеринке. Папа отсиживается в своем кабинете, работая над новыми идеями, которые никогда не будут реализованы.

Я приглашаю их на кухню. Заваривая большой чайник чая, пытаюсь представить, что в комнате с нами ребенок, измазанные пальчики тычутся в розетки, крошечная ручка тянется к проводу чайника. Смогу ли я действительно обезопасить маленького человечка?

Мои родители настороженно смотрят друг на друга через кухонный островок. Я всегда считал, что их брак не распался только потому, что мама очень часто уезжала. Но я изменил свое мнение. Теперь я думаю, что постоянная борьба за меня – сначала за то, чтобы вывести меня на вершину в футболе, а позже за то, чтобы я не умер – скрепила их вместе другим, немного более здоровым способом.

Что ж, приступим.

– Это стало шоком и для меня. Я отец. У меня есть ребенок. И я хочу быть частью его жизни.

Папа делает вдох с полуприсвистом. Мамин рот открывается, но она ничего не произносит. Линетт Гринуэй, которая никогда, никогда не теряла присутствия духа в прямом эфире, не находит слов.

– Я узнал об этом всего несколько дней назад. На Рождество, помните? Я еще выбежал из дома… Я не знаю его имени, но он родился 23 декабря.

– Господи! – стонет мама.

– Я даже не знал, что у тебя есть девушка, – бормочет папа.

Мама бросает на него испепеляющий взгляд, означающий: как же мало ты на него обращаешь внимания! Вот только она тоже не знала.

– Его мать зовут Зойи. Она… в общем, я раньше с ней тусовался. Когда все было сложно.

– Она наркоманка?! – ужасается мама.

Внезапно я чувствую потребность защитить Зойи.

– Она употребляла время от времени, и я тоже. Но когда мы были вместе… ну, то есть когда был зачат ребенок, мы оба были чисты.

– Ты знал об этом? – интересуется папа.

– Она должна была сделать аборт. Я дал ей денег.

– Мы все понимаем,