Морщины на лице Яблонского углубились. Брови сдвинулись, состарив и так немолодое лицо.

— Это ещё милосердно. А не выдержит, так и не жилец вовсе, пусть тогда бог прибирает. Хотя такого скорее черт приберёт.

— Тогда накажите и меня! Господин полковник, мы же вместе туда пришли. Это же я его попросил.

Яблонский немного повернул голову.

— Иди ты лучше спать. Нечего тут усложнять. Пошёл говорю, пока на каторгу твоего Иванова не отправил.

Алексей весь побледнел, молча отдал честь и вышел. Последние надежды пропали. А завтра его брата будут забивать палками ни за что. Он прикрыл ненадолго руками лицо, глубоко и резко вдохнул, так, что где-то внутри горла заныло как больной зуб, и трусцой побежал в город разыскивать доктора.

Этой ночью лечь спать ему так и не вышло.

Следующий день выдался ветреным. Ветер раздувал пузыри флагов и играл с ними, как пьяный мужик трогает девку. Из-за его порывов солнце то закрывало тучами, то открывало, и вынужденные стоять неподвижно бедные солдаты пытались держать самый плотный строй, чтобы иметь хоть какую-то защиту от ветра.

Батальон выстроился в две ровные шеренги. Ружья задирали дула вверх, беря на прицел солнце, а в правой руке каждый держал по пруту. Чуть поодаль стояли наготове флейтист и барабанщик. Алексей посмотрел на то, как барабанщик поднял свои палочки, готовясь по первой букве приказа выбивать бодрый марш. Подпоручик отвел глаза. Его тошнило и мутило от недосыпа и тревоги. Цвет лица был близок к выбеленному савану, но строгое выражение он смог натянуть. Беззвучно выдохнул, увидев, как брату приказали выйти перед построением. Невысокий, похудевший, с обветренным лицом, на котором теперь на самом видном месте красовался синяк. Спокойный, собранный и ничего не выражавшим своим видом.

Слова приговора разлетались по всему плацу, и собравшиеся люди были вынуждены слушать их. Но только для двоих они значили столь многое. Смирно, но подмечая каждое слово, слушал приговор Павел и, почти не понимая смысла, но выхватывая обрывистые фразы, слушал Алексей.

Невидяще Алексей смотрел на то, как Павел снял сначала мундир, а за ним спокойно и обыденно, словно находясь в бане, снял рубашку. Слава богу, его не стали связывать. Алексей не знал, смог бы он выдержать это зрелище. Под толчком одного из унтер-офицеров Павел шагнул в стой, бодро застучал барабанщик под аккомпанемент флейты.

Павел шагал. Каждый шаг сопровождался одним, а то и двумя ударами, но он шёл. На спине выступали выпуклые багровые полосы, а после некоторых ударов, Алексей мог поклясться, что видел это, в первый раз брызнули красные капли. Иногда, когда Павел пошатывался под особо сильным ударом, наступали страшные мгновения, и казалось, что он упадёт. Но он не падал. Шёл и шёл. Алексей не представлял, чего ему стоил каждый шаг. Пруты взмывали в воздух и опускались на спину, плечи, руки. Вверх-вниз, вверх-вниз, словно молотили снопы ржи, только на деле была бедная спина его брата. Под конец на ней не было живого места.

Это было странно, но барабан… помогал. Без него Павел рисковал потеряться в этих вспышках боли, но барабан задавал ритм и заставлял делать ещё и ещё один шаг. Он дошёл до самого конца двух шеренг и остановился. Выслушал, как начальство зачитало, что приговор приведён в исполнение и все могут быть свободны. Пошевелиться казалось чем-то невозможным.

А на него пристальным взглядом продолжал смотреть Алексей. Такого не бывает. Павел прошёл строй, не сказав ни единого слова. А у Алексея за это время во внутренней стороне щеки прибавилось отверстий. Он ни разу за всю казнь не отвёл глаз.

Глава 14. Чувства

После приведения приговора в исполнение все разошлись. Лишь Павел остался стоять посередине плаца с окровавленной спиной, обнажённой до самого мяса. Подул ветер и мокрую спину почти стянуло ледяной корочкой. Руки и грудь кололо холодными иглами, но спина горела, и одеваться не тянуло. Невозможное сочетание — вот уж точно взгрели. С трудом Павел закончил формировать мысль о том, что ему не мешало бы пойти в больничную избу. А значит, нужно хотя бы чем-то прикрыться и пройти несколько вёрст. А спина так болит… Павел сосредоточил все свои помыслы на простой цели — дойти до лекаря. И вероятно там же и помереть. Сил на то, чтобы жить, в себе он не находил.

Неожиданно чей-то голос сверху и откуда-то со стороны, где всё болело, тихо позвал:

— Донести до врача?

Но Павел даже не понял смысла слов. Где же его рубашка? И китель? Он же их аккуратно сложил и оставил у… Ах, точно. Он оставил их у тех приметных ног, одетых в сапоги с плохо замазанной ваксой протёртостью на носу. И вот где теперь эти ноги? Он их так хорошо запомнил, но найти никак не мог.

— Пожалуйста, Павел. Услышь меня. Нам нужно пройти всего сотню шагов, и ты сможешь сесть.

Поворачивался на звук Павел медленно, чтобы не упасть от слишком резкого движения. Встать он бы не смог. Так, его куда-то зовут? Он пошел на голос, делая медленные и чёткие шаги. Вымораживающий ветер и горящая адским огнём спина. Ужасное сочетание. Хорошо хоть в соленой воде шпицрутены вымачивать не стали. Наверное, это единственное милосердие, проявленное к нему небесами, с тех пор как… Как этот перевёлся.

Где-то сбоку из пустоты вынырнула рука в перчатке. Павел слепо посмотрел на неё и с замедлением понял, зачем эта рука появилась. Он оперся о неё, перенёс часть своего веса и с облегчением выдохнул. Кажется, ему больше не грозило упасть. Теперь, когда можно было не сосредотачивать все силы на том, как удерживать равновесие, он смог попытаться оценить своё состояние. Нет, ну… Жить было можно. Но вот только не очень. Очень не очень.

Медленно настолько, что каждый шаг был значим, передвигаясь со скоростью прыгающих по снегу воробьёв, они добрались до заблаговременно нанятой и ожидавшей их повозки. Алексей смотрел, как садится Павел, как он осторожничает и идеально прямо держит спину, как боится шевельнуть на ней даже мускулом, и как малейшее напряжение приводит к тому, что его и так отсутствующий взгляд совсем исчезает. Павел готов был дать честное слово, что он знал, но никогда так чётко не представлял, сколько именно у человека мышц.

Алексей старался не садиться к нему вплотную, но повозка была слишком мала, чтобы ему это удалось, так что к его тревогам добавилась ещё