Шрифт:
Закладка:
Рядом послышались быстрые шаги, и Алексей обогнал Павла. Остановился за углом, посмотрел на него тревожно. Павлу пришлось затормозить перед ним.
— Что такое?
Тонкая корочка успевшего сначала оттаять, а потом снова заледенеть снега приятно хрустнула под его сапогами. Алексей носился на узкой площадке взад и вперёд, взад и вперёд, как челнок. Но нити у него не было, а потому его движение было бесцельным и бессмысленным. Навевающим беспокойство. Павел спокойным взглядом смотрел на эти метания и ему казалось, будто Алексей в один момент просто слетит из того полотна речи, которое ткёт у себя в голове. Но этого не произошло. Алексей остановился раньше, чем его разум хотя бы временно был утерян.
— Скажи, пожалуйста, Павел. Тебя вызывали давеча к командованию?
— Да.
Алексей сделал странное движение, будто собирался схватить его за плечи, но вместо этого вдруг замер и закрыл глаза. Павел проследил за тем, как широко раздвинулись его ноздри, и с какой силой разошлась грудная клетка. Вот он открыл глаза, сейчас Павел не мог истолковать их выражение, и наклонился к нему так, что исчезла необходимость поднимать голову для разговора.
— Тебя из-за меня накажут?
Уже слышал? Когда? Хотя все, должно быть, говорят о том. Последнюю мысль Павел додумал почти с сожалением.
Он снял фуражку, крутанул на руке и пригладился.
— Не из-за тебя. Накажут.
Алексей стиснул зубы так, что они скрипнули.
— Как?
— Пятьсот шпицрутенов.
Как Алексей покачнулся, Павел заметил, но ничего не сказал.
— За что?
А теперь это стало напоминать допрос. Но и на этот вопрос Павел ответил.
— За разврат и падение нравов.
Холодными глазами Павел следил за тем, как мечется Алексей. Он не винил его, но обсуждать эту тему не желал.
Земля словно убегала из-под ног Алексея, дурацкая левая нога то и дело проскальзывала по ледяной корке, и это добавляло раздражения.
— Пойдём вдвоём к начальству, скажем, что всё было совсем не так.
Дурак. В их среде крутится, а так ничего и не понял.
— Это ничего не изменит.
— Почему?!
— Моя репутация меня очень сильно опередила.
— Какая репутация? Что ты сделал такого, чтобы о нас думали, как о мужеложцах? — со злости Алексей перестал смущаться и только яростно выплёвывал слова, будто это как-то могло помочь.
Чужие эмоции были… беспокоящими. Павел пожал плечами, скрывая неудобство.
— Мне и делать ничего не пришлось. К тому же, чем ты недоволен? Твоя свадьба расторгнута.
Тучи разошлись, и в свете луны стал виден наливавшийся синяк на лице Павла. Алексей стоял, дышал словно после тяжёлой работы и смотрел на его лицо. Вот значит, как. Вот что его брату приходится терпеть, а он ничем не может помочь. Бесполезный. Вредный. Отравляющий всех вокруг.
— Я не хотел такого.
— Ты не хотел сказать «нет». Так что я считаю, с порушением твоей репутации мы справились довольно неплохо.
Беспокойство больно укололо Алексея. Он не знал, сколько в его нежелании отказать прямо было беспокойства за Лизоньку, а сколько страха перед собственным отцом. Чувство вины почти оглушило, сдавило влажными, тесными объятиями грудную клетку, покачало с интересом сердце. Алексей усилием воли задавил его, дав себе слово, что над ситуацией с Лизонькой он обязательно подумает позже. Не сейчас, когда Павлу грозит такая беда.
Павел поправил фуражку.
— Я хочу выспаться, так что пойду, — продолжать разговор дальше не имело смысла.
Он развернулся и собрался уходить, но был пойман за плечо. Павел покосил взглядом на чужие пальцы, но ничего не сказал. Остановился и выждал, пока Алексей обойдёт его.
На таком расстоянии синяк был заметен сильнее. Алексей положил вторую руку ему на плечо, стараясь сдерживаться и не вдавливаться пальцами под ключицы.
— Я хотел бы оказаться на твоём месте. Веришь?
Павел посмотрел ему в глаза. Сказать хотелось многое, но он смолчал. А Алексей заглянул в его глаза, вздрогнул и убрал руки
— Когда?
— Завтра в восемь утра. Думаю, всех соберут.
Алексей кивнул ему, думая уже о чём-то своём. Кратко попрощался и ушел чуть ли не бегом. Павел проводил взглядом его спину. Странный Алексей человек.
Пока Павел спокойно спал в казарме (в смирении, очевидно, были и свои плюсы), Алексей искал начальство, надеясь успеть его застать. Ему бы и в дурном сне подобное не приснилось, что выдумали из этого проклятого похода, и какой ношей это отольётся Павлу.
В кабинете подполковника ещё горели свечи. Оставшись в одиночестве, он расстегнул свой сюртук, который начинал давить в области талии, расстегнул туго затянутую манишку и неторопливо писал письмо на высокое имя с просьбой об отставке. Отхлебнул чай из когда-то белоснежной, а ныне больше напоминавшей цветом старый зуб кружки, любовно погладил её по тонкому краю. Женин подарок, как не беречь. Столько лет она вместе с ним по гарнизонам да по крепостям мается. Ничего, скоро уже. Уедут они в Костромскую губернию, заведут сад, большой, с выложенными светлыми камнями узкими тропками, с полными тяжёлых и зрелых плодов ветвями, как она хотела. Сынки приедут. Двое их всего осталось, надо уважить батюшку, надо. И старуха рада будет. Поставят самовар, старуха пышек испечёт по своему тайному рецепту, а потом…
Приятные мечтания были прерваны самым бесцеремонным и обыденным образом: к нему постучали. Стучали вроде бы негромко, но слишком требовательно, так, словно стучавший имел что-то очень личное к нему. Яблонский забеспокоился. Не так давно пошли новые слухи о бунтах, поднятых в весьма недалеких от них областях. Такое ему было без надобности, такого он не терпел. Вежливый человек не стучит так, что после каждого удара по двери идёт дрожь. А если и стучит, то уж точно не в двенадцатом часу ночи. Яблонский подтянул к себе поближе пистолет, положил на него сухую ладонь:
— Кто? Войдите!
Неуверенно Алексей переступил порог.
— Господин полковник?
Яблонский убрал руку с пистолета и расслабился.
— Опять вы, подпоручик? Что случилось? Будьте кратки.
— Я хотел подать к вам прошение, господин полковник. Ефрейтор Иванов не виноват. Он не сделал ничего предосудительного. Прошу, если вы считаете нужным наказать за сей проступок — накажите меня.
— Что-о?! Да ты совсем страх потерял! Вас обоих на каторгу в цепях следовало отправить, а ты с чем пришёл?
— Господин полковник! Тогда снизьте количество ударов, прошу.
— Пошёл вон.
— Господин полковник! Он