Это означает, что одна и та же проблема в различных условиях может иметь разные решения: Павел хорошо различает, что предписано Христом и что добавляет он сам.

9.2. Обращение Эроса. Сексуальность, «тело» и «плоть»

О детстве, отрочестве и юности Павла мы знаем немного. У нас нет текстов об этих периодах его жизни, хотя бы отдаленно сопоставимых с «Исповедью» св. Августина. Отдельные попытки поисков в этом направлении с целью обнаружить в его текстах, к примеру, следы фрустрации в сексуальной сфере представляются скорее рискованными, чем удачными. Опираться на фантазии – наивно и фривольно и уж во всяком случае бесполезно. Будем придерживаться аутентичных текстов Павла, не упуская из виду, насколько возможно, возникающие сложные экзегетические проблемы (их немало), а также вглядываясь и в приписываемые Павлу фрагменты, возможно, ему не принадлежащие – ведь они составляют часть новозаветного канона, т. е. Священного Писания христиан.

Исследуя в хронологическом порядке corpus paulinum[227], замечаем, что со временем всё более обостряется чувство ответственности апостола за созданные им «Церкви». Не случайно совесть пастыря особенно болит, когда он касается обширной и сложной казуистики сексуального поведения, брака и девственности. Это проблемы, которым можно дать более или менее точное обобщенное наименование «обращение эроса». Оно относится к сфере, для которой Павел, особенно как апостол язычников, не находил удачных, заранее приготовленных и точных наставлений. Перед нами – самое начало разработки установок и правил в этом отношении, первые попытки их создания.

Какова была практика и теория эроса в языческом античном мире – мы увидим позднее (разделы 11.1–2). Сейчас поднимем данные на первый взгляд второстепенные, а именно – языковые. На них мы уже ссылались, но к ним стоит вернуться: они вскрывают озадаченность Ветхого и Нового Завета, с которой тот мир переживал и осмыслял сексуальность: словарь, относящийся к эротике, и родственная ему лексика еще до всех канонических текстов Нового Завета упорно изгонялась уже из греческого перевода еврейской Библии. Единственное исключение – стихи Притч 4:6 и Прем 3:9; Прем 8:2 – относится к обеим этим книгам (написанным, правда, по-гречески).

Итак, ради адекватного понимания того, что хочет сказать нам Павел по поводу сексуальности, следует идти через его антропологию в частности и его теологию вообще. Для этого в первую очередь мы должны ответить на вопрос: что для Павла означало слово «человек» и что оно означает в свете творения, но еще важнее – в свете спасения, полученного «во» Христе.

Мы не принимаем радикальный тезис Фейербаха о том, что теология – это просто-напросто антропология, и даже положение, по-своему сформулированное Бультманом, согласно которому всякое утверждение о Боге есть одновременно утверждение о человеке и наоборот. Но всё же приходится согласиться с мнением, что «тот, кто стремится постигнуть богословский диалог Павла с адресатами его посланий, не сможет должным образом оценить теологию Павла, если он не в состоянии понять его антропологию»[228].

В какой степени это утверждение соответствует действительности, можно попытаться понять, раскрыв смысл некоторых важных терминов. Особенно важны в мышлении Павла слова «тело» (σῶμα) и родственное ему «плоть» (σάρξ). Ограничимся этими двумя терминами и просто назовем другие, тоже релевантные для антропологии Павла, но не столь значимые в нашем исследовании: «ум», «разум» (νούς), «сердце» (καρδία), «душа» (ψυχή) и «дух» (πνεῦμα).

Относительно термина «тело» (σῶμα) выше мы отмечали, что его значение – проблема, которую нельзя решить легко и быстро. Ошибочно обращаться к современному дуализму картезианского типа, рассматривающему, с одной стороны, тело как материю, физическую реальность, а с другой, душу как нематериальную, духовную сущность. Вообще говоря, восприятие человеческого существа как разделенного на части присуще греческой культуре; напротив, сохранение его единства – и особенно под определенным углом зрения – свойственно иудейскому мышлению. Известно, что в древнееврейском языке нет точного эквивалента греческому σῶμα. Недостаточно заявить, что для иудея человек не «имеет» тела, но он «есть» тело – с таким утверждением мог бы в принципе согласиться и грек. Важно, что термин «тело» (σῶμα) занимает очень важное место в словаре Павла и, в силу этого, – в его видении сотворенного человечества и человечества искупленного. Из этого термина он выводит самые существенные следствия.

Напомним акценты, расставленные в свете библейской антропологии при рассмотрении темы творения (раздел 3.2–3): они полезны и даже необходимы и для понимания Павла. Для него тоже человек создан «по образу и подобию Божию», но тем самым он создан и как «личность», а, значит, как мужчина и женщина. Поэтому разделение полов – это неизбежная положительная «присущая человеку» характеристика, позволяющая человеческой личности занять свое место в тотальности творения в качестве его части и в то же время развить социальное измерение бытия человека, живущего и умножающегося через взаимоотношения мужчины и женщины. С точки зрения Павла, нельзя исключить из порядка творения, нельзя прекратить в этом сценарии совместное существование и сотрудничество мужского и женского начала. Согласно божественному замыслу, земной мужчина обладает телом с половыми признаками и поэтому образует плодоносное единство с женщиной. Всё это дает возможность актуализации эроса.

Ключевой термин павловой антропологии, очень характерный для рассматриваемого дискурса, отражает человеческое бытие с другой «точки зрения» – а именно, с точки зрения «плоти» (σάρξ). С ним связано больше проблем, чем с «телом». Значение этого термина отражает, с одной стороны, нейтральность физической материи, а с другой, негативный драматический антагонизм по отношению к Богу. Игнорирование четкого разграничения у Павла нейтрального и морального употребления слова «плоть» сбивало и продолжает сбивать с толку экзегетов. Еврейский термин, эквивалентный «плоти» и соответствующей греческому σάρξ у Павла – basar. Он отражает хрупкость и смертность и вместе с тем присущую человеку испорченность, доводящую его даже до вражды с Богом и мятежа против Бога и Его Духа святости.

Если человеческая личность не только «тело», но и «плоть», то она полна греха и порока. В такой перспективе «я» человека может, согласно Павлу, в большей степени выражаться словами «я – тело», нежели «у меня есть тело», но также и словами «я – плоть» в большей степени, чем «у меня есть плоть». Но не потому, что «плоть» в своей сущности испорчена, греховна, а потому, что она уязвима для греховных соблазнов. «Я» человека – это «желающее я» (ср. гл. 5), и это верно как для «плоти», так и для «тела», но «тело» создано при рождении, тогда как «плоть» – творение, падшее когда-то в глубинах истории, и поэтому поддающееся дурным искушениям.

Несомненно, язык Павла – текуч и «полноводен», и не всегда легко распознать его смысловые нюансы. Иной