У меня же ничего не было – ни фомки, ни ножа, ни анаши… Ничего! А дома маманя ждёт. Один я у неё. Ещё сутки проходят. Белугой реву: «Отпустите, что вы как! Маманя же помирает!» И в дверь стал стучать. А караульщик – гад такой, рыжий с усиками – открыл окошечко камеры и плюнул. Прямо в лицо. Ну, тут я не стерпел. «Ах вы, суки, – говорю. – Да не чекисты вы все тут, а б… чеканутые! Вон вы кто!» Так и сказал. А они, верите ли, нет, как будто этого и ждали. «А, контра недобитая – раскрылась-таки!» – и к следователю. Там чего-то понаписали и под конвоем повели в соседний дом. Суд не суд – я так и не понял, – но сидел за загородкой. Там тоже чего-то написали, меня не спросили. Чего-то объявили – и оттуда на извозчике прямиком на вокзал. Много там таких бедолаг собралось. Целый эшелон. Погрузили за решетку и – прямиком на Север…

Кольцов (нарушая паузу). Рассказывайте… Рассказывайте.

Незнакомец (устало, словно всё переживая вновь). А что рассказывать? Попал на эти самые Соловки… Три года отбухал. Вот к вам пришел. (Торопливо.) Где правду искать?.. Тётка говорит: иди к нему, он подсобит. Вот и пришёл. Помогите! Христом богом прошу! (Пытается опуститься на колени.) На вас вся надея!

Кольцов. Успокойтесь. Успокойтесь. (Подхватывает.) Давайте вот сюда. (Усаживает на диван.) Вот так. (Наливает в стакан воду.) Попейте. (И пока незнакомец, стуча зубами, пьет, бросает секретарю.) Стенограмма!

Незнакомец (ставя стакан на столик). Благодарствую!

Кольцов. Успокоились? Вот и ладно. А теперь по порядку. Как и куда попали на Соловки?

Незнакомец (без охоты). Везли до Кеми. Там была пересылка. Оттуда пароходом на Соловки. Там… (Устало.) Там сначала попал к «каэрам».

Кольцов (уточняя). К контрреволюционерам?

Незнакомец. К ним самым. Меня же по политике упекли… Прибился, значит, к «каэрам», а они сторонятся. Я же в политике ни бум-бум. Кто такие эсеры, кто кадеты и меньшевики – до сих пор не пойму. Вот они и думают, что я стукач. Пошёл к начальству. Мол, так и так. Переведите в другую роту. Ну, перевели. Там в основном уголовники были…

Кольцов. Извините – перебью. Вот здесь, в журнале, есть статейка. Послушайте: (Читает.) «Не менее интересную категорию заключённых представляют собой нэпманы, спекулянты, контрагенты, казинисты, фальшивомонетчики, контрабандисты и прочая буржуазная накипь советской общественности. Коснёмся прежде всего их быта. Живут они в материальном отношении лучше „каэров“. В большинстве своём, на воле у них имеются „дебелые жёны“ или „добрые папаши“, которые периодически снабжают их по радио финансами. Вся эта нэповская накипь живёт по своим, каким-то особенным, законам. То, что в нашем обиходе называется „блатом“, неизменно сопутствует им в их жизни и работе на Соловках». (Поднимает глаза.) И далее. «Они чрезвычайно быстро осваиваются с обстановкой принудиловки. Обладая практической смекалкой и имея большой жизненный опыт, они входят быстро в доверие лагерной администрации, будучи практиками-дельцами, они неизменно деловиты. Вот почему этапы принудиловки они быстро проходят и попадают на положение „спецов-промышленников“». (Снова вскидывает глаза.) Это что, действительно так?

Незнакомец (отрешенно, будто издалека). Да-да. Правды нет… Нигде нет… Не-е…

Кольцов. В статейке?

Незнакомец (словно спохватываясь). А? Нет! Нет! Так! То так! Как там. (Пауза.) Как там, так и здесь. Всё одно. Там ты навоз. И здесь… А они… Когда ночью…

Кольцов. О чем вы? Вам плохо?

Незнакомец (откликаясь на участие). Плохо, мил человек. Ох, как плохо. Вся душа в кровянке. Веришь нет, вернулся домой, а дома… Маманя-то моя… (Всхлипывая.) Так и не дождалась лекарства… А дома нет. Не пускают меня. Заняли уже. Была комнатёнка. И ту заняли. Помогите, Христом богом…

Кольцов (обрывая, понимая всю тщетность расспросов). Документ у вас есть?

Незнакомец (лезет в карман). Вот справка. Больше ничего. (Сам поражаясь.) Ничегошеньки больше. Вот что на мне – больше у меня ничего. Ни дома… Ни мамани… Всё… (Плачет.)

Кольцов (склоняется к столу, что-то быстро пишет). Ну, не убивайтесь так. Возьмите себя в руки. Вы же молоды! Что вы! Видимо, произошла ошибка. Трагическая, но ошибка…

Незнакомец (свистящим шепотом, резко вскинувшись). Ошибка?! А ежели таких ошибок весь лагерь, тогда как!

Кольцов (словно оправдываясь). Республика наша молодая. Разный народец у власти стоит. И приспособленцы, и откровенные, вернее скрытые враги. Трудно разобраться. (И без перехода.) Вот вам записка. Там адрес указан. Обратитесь. Эти товарищи не подведут. Помогут. Уверен.

Незнакомец (беря записку и свою справку). Спасибо, гражданин товарищ! Спасибо! (Направляется к дверям, а потом возвращается и, торопливо глотая слова, бросает.) А в лагере-то – ой! Чего я там насмотрелся… Баба там одна понесла. Так её вместе с ребятёнком-то «на комарики»… Знаете, как?! Привязывают к столбу в чем мать родила – и стой два часа. Это в июне, когда комарьё – гнус этот тучами… Стояла она со своим грудничком… Одной рукой его держала, другая к столбу пристегнута… Сначала обдувала его, мальца-то, волосами своими… А где там, коли повязана. Малец-то скулил, заливался. А потом (мотает головой)… Нет, не могу. Как вспомню… (Вскидывает глаза.) А вы – театр… Вот какой там театр! (Умолкает, прищурясь смотрит на Кольцова.) А хотите всю правду?

Кольцов. Валяйте.

Незнакомец. Вот вы говорите – ошибка. А вот то, что вы пишете – это как называется?..

Кольцов. Я делаю обзор журнала.

Незнакомец. Но в журнале-то вот столько (Показывает мизинец.) правды. Тогда как? Тоже ошибка?

Кольцов. Вы, наверно, не поняли…

Незнакомец (качая головой). Нет, мил человек, я всё понял. И понял не сейчас. Нет у меня власти – я навоз… Дерьмо… Есть власть – я могу делать, что хочу. И не важно, как потом это назовут: ошибка или… (Разворачивается.) Я теперь знаю, что делать. Я всё сделаю. Ужо! (Уходит.)

Кольцов (вслед). М-да, типаж! (Поворачивается к секретарю, который по-прежнему сидит спиной.) Стенограмму отложите. Потом расшифруете. А сейчас обзор, концовка обзора. Итак, абзац… Никак нельзя сказать, что в зимнее время Соловки суть лучший курорт для отдыха и развлечения. Это невеселое место, СЛОН, и его обитатели, социально опасные изгнанники, сами чувствуют это. Но на СЛОНе живут и трудятся бодрые, верящие в своё исправление люди. Они ещё хотят отдать свои силы на строительство новой жизни. По крайней мере, пытаются это сделать. И их твёрдый голос заглушает сдавленное хрипенье клеветников и сплетников. Подпись Михаил Кольцов.

Второе действие

На сцене двое. За столом – человек во френче. По другую сторону – ослеплённый