– Нет, – шепнул Вульф. – Нет. Ты не здесь. Ты не…

Холодный палец коснулся его губ. Холодный и тонкий, как кость.

Он закрыл глаза.

– Я здесь не для того, чтобы причинить вам боль, – сказал голос. – Я здесь, чтобы задать вопрос, профессор. Вы же помните, как я задавал вам вопросы, не так ли? Порой очень нежно. Хорошие были времена.

В такие времена бывало лишь хуже, когда этот голос был добрым и нежным, а рядом была чашка чая с десертами и горячая ванна. Чистая одежда. Вульф вспомнил все так ярко, что все шрамы на теле заныли.

Доброта делала неизбежную жестокость гораздо хуже.

– Вы знаете, кто заставил меня сделать все это с вами, профессор? Это был ваш давний друг, руководитель отдела Артифекс. Он всегда вас боялся. Он знал, что вы могли бы стать новым руководителем. Он все еще боится, что вы займете его место. Это он с вами сделал такое на сей раз?

Вульф покачал головой. В горле до боли пересохло. «Я разговариваю с привидением», – подумал он, но палец, что касался его губ, был настоящим. Очень холодным, но настоящим.

– Архивариус, – сказал он. – Архивариус хочет нас погубить. Он стар. Его хватка на троне ослабевает.

– Ослабевает куда больше, чем вы думаете, – сказал шепот. – Будьте терпеливы. Все скоро закончится. Вас оставили одного, но скоро последуют вопросы. И я вернусь, чтобы задать их.

Вульф знал, что это правда; вопросы всегда появлялись, и всегда, всегда приходила серая, бледная тень, которая их задавала. Он сходил с ума, окончательно сходил с ума, и это был невероятный ночной кошмар.

Холодный палец отстранился от его губ. Прохлада осталась, точно туман.

– Вы меня отпустили, – прошептал Вульф. – Вы сказали, что отпустите меня.

– Я всегда сдерживаю свои обещания. Вы же помните, верно?

Верно. Он помнил. И это пугало даже больше, чем мысль о том, что перед ним было привидение, фантом, безумие.

– Кваллс. – От одного лишь имени можно было лишиться сознания, и пришлось прижаться к стене ради опоры. – Нет. Тебя нет. Нет. Ты меня отпустил.

– Разве? – Кваллс жутко, холодно усмехнулся, будто железом по камню провели, будто крики доносились издали. Даже при свете мужчина выглядел ужасающе. Что-то в его душе было мертво, и это было видно в глазах, в улыбке, в не до конца человеческой походке. – Ну хорошо. Иди. Дверь темницы открыта… если в тебе найдется смелость сбежать.

А потом он исчез так же быстро, как появился. Тень в тени.

«Нет, – подумал Вульф. – Его тут никогда не было. Он не мог оказаться здесь. Я сломан».

Голос Санти прошептал: «Сломанные кости, срастаясь, становятся в два раза сильнее».

Вульф уронил голову на руки, дрожа, чувствуя тошноту, содрогаясь от натиска воспоминаний, и наконец понял, что есть лишь один способ выяснить, было ли все произошедшее явью.

Он соскользнул с койки, подошел к двери и дернул.

Та открылась без единого звука.

Вульф замер, застыв от шока. Он не ожидал подобного, не верил, что дверь поддастся.

«Он был здесь. Кваллс был здесь».

Вульф припал к решетке. «Идти. Я могу убежать. Могу скрыться».

Но что-то в нем выворачивалось и кричало от ужаса при мысли об этом. «У меня не получится».

Он услышал тихий рык.

Красные огни замерцали во мраке: глаза сфинкса, продвигающегося вперед медленной, уверенной походкой. Вульф прильнул решетке и крепко сжал прутья, чтобы дверь оставалась заперта. Если сфинкс ее дернет…

Рычание обратилось в шипение, и свет замерцал ярче, пока внезапно не вспыхнул красной вспышкой, способной ослепить. Вульф заслонил лицо левой рукой, продолжая сжимать прутья двери правой, и рухнул на пол. Он надеялся, что выглядит отчаявшимся и удрученным, каким и чувствовал себя.

– Я не могу спать, – сказал он машине. – Пожалуйста. Помоги мне. Скажи им, мне нужно что-нибудь, что поможет мне спать. Немного вина, таблетка, что угодно. Ради всех богов…

В жестком красном свете он увидел, как лапа льва бьет по решетке на уровне его пальцев. «Если я отпущу, а она открыта…»

Но ему пришлось отпустить, иначе бы он лишился пальцев. Он отдернул руку в самый последний момент и навалился на дверь всем весом, закрывая лицо. Свозь пальцы он чувствовал, как сфинкс прогуливается туда-сюда беспокойным знаком бесконечности. Лапа вновь грубо ударила по прутьям, и Вульф вздрогнул. Притворяясь плачущим, он был опасно близок к истине, но он все же сдержал себя, чтобы не сорваться с этого смертельного обрыва. Он провел долгие месяцы в подобной темнице, сжавшийся в комок и разбитый. Он не вернется в то состояние.

– Пожалуйста, – сказал он голосом, которому позволил дрогнуть и надломиться. – Пожалуйста, сжальтесь, позвольте мне поспать.

И прозвучало искренне, потому что так оно и было. Стон вырвался глубоко из глотки, и Вульф позволил ему сорваться с губ. Мучительный, уродливый звук.

Сфинкс зашипел, а потом Вульф услышал его медленный, размеренный шаг дальше по коридору. В остальных камерах сейчас стояла мертвая тишина: ни шорохов или стонов, ни храпа или плача. Все знали, что произошло.

Вульф перебрался в угол своей камеры, поближе к Салеху, и прошептал:

– Шум. Мне нужен шум. Скажи остальным по коридору.

– Сделаю, – шепнул Салех в ответ. Новость быстро разлетелась. На другом конце коридора послышались кашель и чихание. Храп. Голос, считающий что-то вслух.

Свобода была на расстоянии вытянутой руки. Вульф знал распорядок солдат и механических стражей, но побег все равно был бы невозможен без инструментов и помощи. Он не сможет вырваться. Не сможет.

Не сможет сбежать и оставить остальных здесь.

«Ты должен попытаться. Мы все согласились, что попробуем, если появится возможность».

Он потянулся к двери и дернул.

Она не открылась.

Заперта.

Она вообще открывалась?

«Такое бывало прежде. В прошлый раз тебе мерещилось, что Санти был рядом. Мерещилось, что его увели на допрос. Мерещились его крики. Ты кричал, умоляя перестать его мучить». В те темные месяцы все казалось реальным. Ему так сильно нужен был кто-нибудь, что он создал Санти в своем воображении… но даже эта отчаянная галлюцинация не смогла заблокировать настоящую боль.

«Ты опять все выдумываешь».

Нет, это не могло быть правдой. Дверь прежде была открыта, так ведь? Вульф чувствовал, как она движется под его прикосновением. «Но ты слышал крики Санти и в тот раз, а его не было».

Но с чего бы ему сейчас воображать Кваллса? Своего истязателя? Какой в этом смысл?

Вульф уперся рукой в стену, чтобы поймать равновесие. Грубый камень был влажным и скользким под прикосновением, а еще очень реальным. Вульф сконцентрировался на нем, на текстуре того, что мог чувствовать, и запахах места. «Это реальное».

Дверь тоже казалась реальной, когда открылась.

Он разваливался на части, точно как прежде, в подобной темнице под Римским Форумом. Кваллс был там. Галлюцинация с его участием означала, что его сросшиеся, ставшие