не прошу вас об этом, – сказала Халила. – Я прошу вас сберечь это место. Используйте его так, как его всегда и использовали. Откройте. Не слушайте приказы Великой библиотеки, которая твердит вам о том, что люди вокруг являются вашими врагами, что мы являемся вашими врагами, что король Испании, стоящий снаружи, стремится уничтожить все, что мы любим; он этого не желает. Он хочет, чтобы это место осталось таким же, каким и было. – Она вновь повернулась к капитану: – Вам отдали приказ напасть на Мадрид?

Он долго не отвечал, а потом все же сказал:

– Пока нет. Первым нашим приказом было отыскать вас, Санти и остальных и переправить через телепортационный зал в Александрию, где вас будет ожидать суд.

– Никто из нас не увидит суда, – сказала Халила. – Я видела эти приказы. Глен приказано убить немедленно. Я и Санти присоединимся к заключенным, ожидающим Празднование Великого сожжения, где уже ждут мои отец, братья и дядя. А Томас… Томаса заставят работать на Библиотеку, пока не решат, что он больше не нужен. Никого из нас не запомнят. Журналы о наших жизнях не сохранят. О наших трудах не будет упоминаний. Мы исчезнем… как и книги в Черных архивах.

Никто ничего не сказал. Халила сделала глубокий вдох.

– Я клянусь вам: я скорее умру прямо в этом месте, чем позволю кому-либо, хоть кому-либо, разграбить эту прекрасную библиотеку. И король Рамон Альфонс это знает.

– Смелые слова, профессор, – сказал капитан. – Но понадобится лишь один выстрел, чтобы вас убить, а ваши обещания ничего не значат. Испанцы стоят у наших ворот целой армией, готовой захватить здание. Вы просите нас поверить в то, что король отступит из благородных побуждений? – Он покачал головой. – Я не собираюсь верить на слово молодой девушке, едва закончившей свое обучение, говорящей о мотивах мужчины, которого она даже не знает.

– А если я смогу уговорить Испанию подписать новый договор о перемирии, вы покинете архивариуса?

На секунду повисло молчание, а затем Мурасаки сказала:

– Ты имеешь в виду покинуть Библиотеку.

– Нет. Я имею в виду архивариуса. Потому что мы планируем его заменить. Библиотека продолжит существовать. Вы клялись в верности Библиотеке. Разве имеет значение, кто будет во главе?

– Может, и имеет, – сказала профессор. – Может, очень даже имеет. И вы не можете гарантировать, что тот, кто займет его место, не окажется таким же плохим, а то и хуже. Не так ли?

– Профессор Мурасаки, я обещаю вам, что вы примете участие в этом выборе. – Обещание было поспешное, однако Мурасаки являлась глубокоуважаемым ученым, которая отказалась от поста в курии ради того, чтобы возглавить серапеум Кадиса. «Мы едва ли сможем найти кого-то получше, более беспристрастного человека, который надел бы мантию архивариуса, если уж на то пошло». – Вы женщина высокого положения и репутации. Если вы присоединитесь к нам, если вы поверите в наше дело…

– Вы не можете верить словам испанского короля, – сказала библиотекарь, протиснувшаяся вперед. Халила ее не узнала, однако та ее встревожила; глаза женщины лихорадочно сверкали, а плечи были напряжены. – Короли лгут. Они обещают мир, а как только выпадет возможность, разграбят это место и всех нас убьют. Мы ни за что не можем доверять этим жадным до власти дикарям; наверняка вы знаете это, профессор…

– Я родом из тех мест, жителей которых некоторые называют жадными до власти дикарями, – спокойно сказала Мурасаки. – И я очень хорошо знаю короля Рамона Альфонса. Он добровольно не уничтожит одну из жемчужин своего королевства, если мы не вынудим его это сделать. Наши жизни и наши книги в безопасности; профессор Сеиф совершенно права. Вопрос заключается в том, подчинится ли войско приказам найти этих беглецов и отправить их в Александрию? Или же солдаты решат поступить так, как клялись, и будут защищать это место от любого вреда?

– Вы говорите о предательстве, – проворчал капитан библиотечного отряда.

– Я задаю вопрос, – сказала Мурасаки, сохраняя ледяное спокойствие, каким сама Халила не обладала – по крайней мере, в душе. Беседа набирала жесткие обороты, и Халила не смела вмешиваться. Все это начала она. Теперь ей оставалось лишь отступить и смотреть, чем все закончится. – И вопрос состоит в том, кому все мы верны? Архивариусу, который, похоже, готов развязать войну, чтобы добраться до своих врагов… или Библиотеке?

Халила вдруг очень ярко вообразила, как это спор оканчивается ее кровью на полу, и ей показалось, она вот-вот потеряет сознание… но еще, что странно, ее это будоражило. Она наконец встретилась лицом к лицу с миром. Повлияла на него напрямую. И ощущения эти были… пронизаны могуществом. Важностью.

– Вы дали клятву, как и я, Ширасу, – сказал капитан. – Что бы мы ни думали о человеке, он является избранной главой Библиотеки.

– Может, я не так уж хорошо и помню свою клятву, друг мой. Как там она звучала? Там говорилось о верности человеку?

Командир задумчиво погладил свою бороду. Халила знала, что Мурасаки была ужасно права: клятва давалась Библиотеке, не архивариусу, который ее возглавлял. Однако командир все равно нашелся что сказать.

– Тогда свергать его – дело курии. А не главы одного серапеума, далекого от Александрии.

– Глава моей дисциплины поднялся до уровня курии благодаря коррупции, как и большинство из тех, кто ее составляет, – сказала она. – Услуга за услугу, плата, покровительство и фаворитизм. Я не слепая, Фергус. Я знакома с коррупцией, о которой говорит эта молодая девушка. Вы думаете, мы наказали Францию исключительно из-за ее восстания против Библиотеки? Это был удобный предлог, чтобы разграбить сокровища целой страны, которые превратились в реку золота, обогатившую библиотечную истощающуюся казну. Я знаю все это, потому что сама видела. И в течение многих лет я сожалела о том, что молчала. – Она легонько улыбнулась, отчего суровые черты ее лица смягчились. – Фергус, ты сам рассказывал мне о своих тревогах по поводу того, что предыдущего главнокомандующего сместили и заменили человеком, которого ты не считал и вполовину столь же достойным.

– Да, – согласился он. – Капитан Чу был напыщенным ослом и не лучше, чем лейтенанты под его началом, это правда. Но он не прогибался.

– Когда сильный ветер дует постоянно, все прогибается, – сказала Мурасаки. – И даже самые честные идут на уступки и вскоре вообще перестают быть честными.

Внимание Халилы вновь привлекла библиотекарь, которая теперь пробиралась к первым рядам. Ее поза казалась напряженной, а лицо блестело от пота в отражавшемся из окна наверху свете, хотя внутри и было достаточно прохладно. Она больше никому не возражала. Ее взгляд был прикован к Мурасаки, и она направлялась прямо к профессору, которая сидела в кресле.

Халила заметила, как рука библиотекарши выскользнула из кармана мантии, и поняла, что у нее остаются считаные секунды, чтобы что-нибудь предпринять. Она