Шрифт:
Закладка:
Когда домовой пришел звать вечерять, я отказалась. Нет, есть хотелось, очень хотелось, но как вспомню…
– Извиняй, Тихон, не ко времени мне, заниматься нужно.
Домовой похихикал, и что-то мне подсказывает, что не только поганки тому причина, да и вышел. Но и минуты не минуло, как в избу поднялся маг. Прошел к столу, учебники подвинул небрежно и поставил передо мной поднос деревянный, небось сам и изготовил, на подносе были хлеб, сыр, похлебка мясная да морковь вареная. Но на этом дело не кончилось.
– Весь, я не знаю как у вас, лесных ведуний, но у нас, магов, книги обычно читают вот так.
После чего взял и развернул мой учебник.
То есть я все это время книгу вверх ногами держала…
– А у нас так принято! – Не знаю, отчего возмутилась, но возмутилась.
– Я так и понял, – насмешливо ответил маг.
И ушел.
И я-то думала, мне до этого стыдно было. Ошиблась я. Теперь стыдно было так, что и словами не выразить.
Ела молча. Молча и зло. В печи хихикал домовой.
Пока сердилась, сама не заметила, как все съела, но вот на «спасибо» меня не хватило. Умылась у зеркала, месяцу время загадала да и спать легла.
* * *
Едва в сон ведуний провалилась, обнаружила чащу на охоте. Охотиться моя зловредина очень любила, особенно на ведьмаков и магов. А уж ежели на двоих разом – у нее душа пела. Сейчас такая охота и шла. На севере леса Заповедного не цветущий, по причине того, что солнце село, ромашки закрылись, чертил письмена магические ведьмак. На западе тем же самым занимался маг, да не простой, а хорошо знакомый мне – Тиромир. Чертил сам, да рядом с ним сидел отец его – Ингеборг.
– Я ей устрою ведьмин суд, тварь подколодная! – шипел маг. – Я ей весь лес сожгу!
– Угомонись! – прикрикнул на него последний архимаг королевства. – Заратар один из сильнейших магов континента, его словам стоит верить – Валкирин не хозяйка леса, она лишь прислуга у ведуньи.
Как интересно…
И не только мне интересно стало, чаща и та прислушалась.
Тиромир же резко выпрямился, с ненавистью на отца поглядел и вопросил:
– А ты молчать будешь? Маму на суд поволокли, а ты молчать будешь, да, отец? Всегда молчал и сейчас промолчишь?
Архимаг молчать не стал, напротив – приказал магистру:
– Заткнись!
Посидел, глядя на сына, и добавил:
– Славастену не обвинят, доказательств у них нет.
Ха-ха три раза. Доказательств нет, это правда, но Старшим ведьмам доказательства и не нужны – несправедливость они видят. И злобу видят. И вину. И все, что им требуется, – слово ведьмы. Я долго молчала, очень долго, все время боялась, что Лесная Сила правду проведает, последствий для себя опасалась – но время страха прошло!
– А если доказательств нет, почему мать до последнего лететь не хотела? – прорычал Тиромир и палку отшвырнул, которой знак магический чертил, да не дочертил.
– А что доказывать? – вопросил Ингеборг. – Что прогнала девчонку негодную? В этом ее вина?
Ой дурра-а-ак.
А говорили, умен лучший королевский архимаг, видать, ошибались.
Или ошибочные сведения у архимага?
И надо же – я права оказалась.
– Отец, – тихо сказал Тиромир, – а что если мать… она не ведьма?
– Что?! – Ингеборг подскочил с бревна, на котором сидел.
Мм-м, сколько негодования! Бальзам для моих ушей.
И тут чаща проявила нетерпение.
«Обожди, разговор очень уж интересный», – попросила я.
Ну, поганка моя Заповедная как виноватая с радостью предоставила мне возможность послушать подольше, а сама к ведьмаку умчалась. Тот как раз стоял, широко расставив ноги и простирая руку над вычерченной руной, читал нараспев заклинание… призыва нежити.
Зря он так.
Хлестко вырвалась из земли колючая лиана.
Жестоко ударила по самому нежному у мужчины месту.
Взвыл на последнем слове заклинания ведьмак, да так громко, прочувствованно так, что воющий невдалеке на луну волк замолк, посрамленный, после вообще выть передумал и ушел. Просто ведьмак выл гораздо громче волка, основательнее, отчаяннее. Что говорить – птицы ночные и те умолкли, внимательно слушая. Смотреть-то было не на что – несчастный покрытый бутончиками ромашек ведьмак скакал по лугу, попирая собственный труд и нанесенные руны и держась руками за место очень интимное, из которого, кстати, еще предстояло повытаскивать все колючки, а зная мою зловредину, колючек там видимо-невидимо.
«Я… у меня нет слов». – Слов действительно не было.
Чаща ответила угрожающим «Будет знать, как в мой лес лазить», потом глубокомысленно добавила: «Все равно с него толку нет, объясняла-объясняла, а он сегодня опять с девками и совершенно бессмысленно!»
Нет, ну чаща, она такая…
«А с Тиромиром что задумала?» – Мне даже интересно стало.
Напрасно – через мгновение выть близ моего леса начали двое. Да как выли-то – волки, кажется, теперь месяц молчать будут.
Ингеборг же мотался от мага до ведьмака, тратя неимоверное количество порталов, а они у него на артефактах замкнуты, пытался помочь то одному, то другому магией целительской и не учел одного маленького нюанса – шипы Заповедной чащи, они магию впитывают и… увеличиваются в размере.
«Ну и зараза же ты!» – не сдержалась я.
Чаща от похвалы расцвела вся в целом и в отдельности тоже, так что когда Ингеборг магистра и принца приволок к лекарям, тем представилось поистине цветущее зрелище.
И я подумала – как же мне повезло, что время просыпаться пришло, вовремя очень оно пришло.
* * *
Проснулась, хихикая. Домовой решил, что, видимо, из-за поганок, и протянул мне из печи еще одну, потом долго обижался, пока я хохотала в подушку. Надо будет лешему рассказать, он оценит. Ох, ну чаща! Ну, затейница! А главное – у нее все четко по делу.
И тут из дальнего конца комнатейки раздалось:
– Рад, что тебе уже лучше, но может стоит еще поспать?
Смеяться тут же расхотелось. Просто чаща, она же иногда не только зловредная и злопамятная, а еще рассудительная… Что, если вдруг и охранябушку сочтет бесполезным в плане размножения?
И ей, конечно, можно запретить, но чаща это чаща…
– Послушай, охранябушка, – я села на край постели, поджав ноги и не покидая теплого одеяла, – а как ты относишься к идее, что некоторые мужские органы следует снабжать столь же надежной защитой, какой природа защитила… орехи, к примеру?
Спящий на полу маг рывком сел, посмотрел на меня с недоумением.
Его можно было понять.
Ему можно было солгать.
А можно было вообще ничего не говорить, но:
– Чаща моя только что сильно ведьмака и Тиромира в интимных местах покалечила, резонно сочтя данные органы у них бесполезными, – сообщила я охранябушке. – Ты бы поберегся.
Маг прищурился и тихо, очень проникновенно спросил:
– Ведьма, ты сейчас меня бесполезным назвала?
Охохонюшки.
– Охранябушка, – с постели я таки слезла, – не важно, каким я тебя назвала, главное – что чаща себе о тебе надумает. Ну да мое дело предупредить, решать сам будешь.
Из избы выскользнула, постояла, подставляя лицо теплому ветру ночному, со ступеней сошла вниз да и улыбнулась лешему, тотчас явившемуся.
Леший мой суров был да лицом пасмурнен, никак с Водей переговорить успел уже.
– И что ты скажешь мне, друг сердешный? – спросила с улыбкою.
Да только спокойствия не было в улыбке той, храбрилась я, храбрилась отчаянно, а ответ услышать страшно было. Потому что леший мой главный друг-сотоварищ, без него я и с этим лесом одна не справлюсь, что уж говорить о втором.
Но леший мой был надежный, опытный, понимающий.
В глаза мне посмотрел открыто, прямо, с ответом помедлил и все же сказал:
– Гиблый яр – место опасное. Нежить распоясалась, волкодлаков поболее волков будет, ходоки – те особую опасность представляют, да только права ты, Веся. Понимаю, что
