ноги в нём утонули по щиколотку.

Здесь было достаточно прохладно: в забранное решёткой приоткрытое окно с мелкой витражной расстекловкой влетал свежий, пахнущий солью и свободой ветер. Изящная мебель то ли из светлого дерева, то ли из слоновой кости, множество цветных подушек и воистину огромная кровать тонули в зыбком полумраке – солнце совсем село, и в комнате кто-то зажёг свечи в небольших подвесных светильниках, украшенных мелкими стёклышками. Свет дробился и создавал причудливые тени на тонкой занавеси светлого, лёгкого балдахина, скрывающего кровать. Агата подумала, что было бы чудесно выспаться как следует после всего произошедшего. Может быть, утром окажется, что это всё сон после лишнего бокала на приёме в честь её дня рождения?

Но Фадия и Элен, кажется, воодушевленные тем, что Агата смогла за себя постоять, тормошили её и споро помогли переодеться в сухое.

Новый наряд оказался таким же, как прежде, только халат теперь был из шёлка глубокого синего цвета, расшитый звёздами на плечах и диковинными цветами и птицами по подолу, словно волшебный сад ночью. Вышивка была изумительной – серебряная нить и мелкий бисер, который в свете свечей стал похож на настоящие капли росы.

– Надо поскорее приказать, чтобы доставили ваш багаж, кирия, – Элен придирчиво разглядывала наряд, задержавшись на откровенном вырезе тончайшей блузы, ворот которой удерживался только волей богов и ненадёжной брошью в виде крошечной остроконечной звезды, повторяющей те, что были вышиты по вороту и груди. – Это же разврат!

– Не слушай, птичка, – Фадия оттеснила Элен в сторону и материнским жестом приобняла Агату за плечи. – Ты прекрасна, словно Луна тихой ночью. И это чудесный наряд! Разумеется, он только для гарема и для глаз Орхана и родственников. Ни один посторонний мужчина не увидит тебя такой. Ты дома, и в безопасности!

– Но слуги!

– Они просто слуги! – отрезала Фадия. – Их не пустили бы даже на порог женской половины, если бы они могли причинить вред!

Фадия и Элен обменялись одинаково гневными взглядами, от которых Агата чуть было не закатила глаза: женщины, когда стояли вот так рядом, были даже похожи. Обе крепкие, суровые и, что было неожиданно приятно, каждая по-своему за неё переживала.

– Элен, мы в гостях, – примирительно проговорила Агата и подняла ладонь в предупреждающем жесте, когда Фадия что-то хотела возразить. – Пока я не жена Орхана, я в гостях, но в гостях надо быть вежливой. Мне очень нравится этот наряд. И я благодарна подаркам. А теперь, когда мы с этим разобрались, я бы хотела увидеть наконец отца.

Агата вскинула подбородок и расправила плечи, надеясь, что её выдержки хватит, чтобы всё разузнать и не избить ещё кого-нибудь. Хорошо бы отец прояснил, что он обещал Орхану и где сейчас Джонотан.

Элен, к счастью, не стала возражать, только недовольно поджала губы.

Агата думала, что Фадия вновь поведет её через бесконечные анфилады комнат, но оказалось, что теперь без отдельного распоряжения Орхана она может находиться только на женской половине дома, а для встреч с родственниками есть отдельная примыкающая к роскошной спальне гостиная.

– Господин Орхан сделал тебе столько подарков, птичка, – с придыханием проговорила Фадия, показав жестом служанкам поставить большие блюда с фруктами и сладостями на низкий столик, окружённый мягкими диванами с множеством шёлковых подушек. – Порадуй его чем-нибудь и обязательно передай благодарность через своего отца.

– Спасибо за совет, Фадия, – старательно изображая покорность, кивнула Агата, опускаясь на диван и чинно складывая руки на коленях. – Так и сделаю.

После всех волнений неожиданно проснулся аппетит, и она с трудом сдерживалась, чтобы не запихнуть в рот кусочек ароматной пахлавы, прямо перед ней истекающей медом на маленькой, расписанной тюльпанами тарелочке.

Элен нерешительно замялась на пороге, но Фадия подхватила её под локоток, решительно увлекая за собой:

– Покажу вам, где найти всё необходимое для нашей госпожи. Как чудесно, что вы будете подле неё. Это подчеркнёт статус невесты господина!

– Я собиралась остаться сейчас! – возразила Элен, но с этим не была согласна уже Агата: она должна переговорить с отцом без лишних ушей.

– Кирия Элен, вам стоит отдохнуть. День выдался тяжёлый, мы с вами обсудим все вопросы завтра, – мягко, но уверенно проговорила Агата.

Губы Элен сжались в ещё более тонкую полоску, но возражать она не стала, и Агата наконец осталась одна.

* * *

Ожидание затягивалось: Агата успела попробовать и пахлаву – нежную, с орешками и очень сладкую, – и непривычный кисловатый напиток из ягод, который охлаждался в большой чаше с быстро тающим льдом.

За приоткрытым окном царила ночь, Агата выглянула, силясь разглядеть хоть что-то сквозь прутья решётки в темноте сада, окружавшего дом, но услышала только шорох шагов и тихий лязг металла – похоже, охрана бдит круглосуточно. Интересно, они защищают женскую половину дома от вторжения извне или решётки на окнах и охрана нужны, чтобы покорные и всем довольные девушки не сбежали в пустыню или к близкому морю?

Наконец, когда Агата скинула туфли и почти решилась забраться на низкий диванчик с ногами, дверь приоткрылась, и безмолвный слуга с почтительным поклоном впустил её отца.

Агата вскочила с места и замерла, не зная, то ли броситься ему на шею, то ли отвесить звонкую пощёчину – так, чтобы он в один миг прочувствовал всё, что ей пришлось пережить! И даже столкновение отца с Вильхельмом не разжалобило её сердце: судя по всему, именно отец и виноват во всём, что с ними случилось!

– Агата, дочка моя… – отец пошёл к ней, и впервые она заметила, как он резко постарел.

На загорелом лице с многочисленными ссадинами и кровоподтёками проступили морщинки у глаз и в уголках губ. А сами глаза заметно погасли и теперь беспокойно перебегали с её лица на обстановку вокруг. Будто теперь отец перестал вести себя так заносчиво и самоуверенно и везде ожидал увидеть врагов.

Такое у него бывало и раньше, когда он возвращался с какой-то сделки суетливый и напряжённый, приказывал слугам внимательнее следить за домом, наглухо закрывал шторы и отказывался пускать гостей. Прежде он объяснял это тем, что у него жутко разболелась голова и начался приступ мигрени, который мог затягиваться и на неделю. Отец в то время почти не выходил из комнаты и постоянно отговаривался этим неважным самочувствием, хотя продолжал активно писать и отправлять письма своим знакомым.

Теперь Агата понимала, что это вовсе не плохое самочувствие, а последствия заключённых и наверняка не очень-то благородных и честных сделок, от которых получал выгоду в первую очередь сам отец. Немудрено было нажить врагов – и порой врагов весьма