Агата вспомнила лицо Вильхельма, когда он рассказал о том, что помнит её маленькой девочкой. Теперь вспоминалась и вся та сцена: она не могла уснуть, как часто случалось после гибели матери, и отец, до ночи засидевшийся с трубкой, встретился там с резким и громким человеком. Тот говорил на повышенных тонах, а когда она вошла в кабинет, вцепился в неё проницательным взглядом, и губы его нехорошо изогнулись в мстительной улыбке.

Это был он. Это был Вильхельм – тот же тяжёлый взгляд, то же тёмное и мрачное ощущение от него, хоть и прикрытое саркастичным тоном.

Агата тряхнула головой, отгоняя ненужное больше прошлое.

– Ну что, отец, – обманчиво-плавно начала она, замерев перед ним. – Надеюсь, ты доволен заключённой сделкой? – она окинула взглядом свой наряд, вытянула руки, любуясь переливами прозрачной шелковистой ткани, вопиюще оголяющей её тело.

Отец заметно стушевался и смутился, будто не желая видеть дочь в таком образе.

– Послушай, дочка…

– Ты действительно гениальный торговец, отец, – горько улыбнулась Агата. – Теперь я воочию убедилась, насколько богат и знаменит мой жених, Орхан Всемогущий-как-его-там. Я не могу корить тебя за то, что ты не побеспокоился о моём будущем. Мне обещают всё золото и все шелка этого мира.

– Дочка, послушай же меня! – Сезар ди Эмери сделал ещё шаг к ней, собираясь обнять, и вдруг оступился и едва не рухнул на пол.

Агата подхватила его под руку и с трудом усадила на низкую софу у стены. От отца пахло спиртом и благовониями, в неряшливо рассыпанных волосах застряла соломка – наверняка последствия того, что он полдня провёл в темнице. Он задышал громко и надсадно и будто содрогнулся в рыданиях – не оставалось ничего, кроме как обнять старика.

– Прости меня. Прости дурака старого, девочка моя, – забормотал отец невпопад, выбрался из её объятий и склонился низко к коленям, обхватив руками голову. – Я всё делал, чтобы ты ни в чём не нуждалась. Я делал всё. Эти годы. Когда-то я знал, что такое нищета! Моя бабка дошла до того, что просила подаяние при короле Эдвиге, и я видел это своими глазами, когда был ещё совсем мал, но уже понимал.

Отец соединил пальцы в замок и принялся хрустеть суставами, будто не знал, чем ещё себя занять, и вдруг вскинул голову, вперив в Агату пронзительный взгляд.

– И я поклялся тогда, заклиная всех богов, что никогда, никогда не повторю её путь и не позволю моей семье нуждаться ни в чём! Я шёл к этому всю жизнь и сделал нас богатыми и влиятельными! Поверь мне, если бы я знал… Если бы мог предположить, что этот мерзавец Вильхельм посмеет…

– Ты должен был предположить, папа. Должен! Он рассказал, что уже видел меня раньше. Когда я была маленькой, сколько мне было? Пять? Семь?

– Он мерзавец и заслужил то, что с ним случилось! – упрямо и привычно повысил голос отец. – Неужто ты поверила ублюдку?! Он расскажет что угодно, лишь бы оправдать своё пиратство и мерзкую натуру…

– Да, он пират и ублюдок, зато… честный! Он прямо сказал, чего хочет и что мстит тебе. Значит, есть за что. Расскажи мне всё, – ещё упрямей сказала Агата, вглядываясь в его лицо. – Теперь я должна знать правду. Всю правду. Иначе – я клянусь, отец! – иначе я сама прикажу Орхану повесить и твою голову на те пики! Слышишь?!

Голос сорвался, рыдания душили теперь и её. Самый близкий человек, самый родной… оказался предателем и торгашом, готовым променять её свободу на богатства. Разрушающим судьбы других.

– Что именно ты хочешь услышать? – отец продолжал сидеть, склонившись и смотря в пол, будто по-прежнему искал выход, как ускользнуть от неприятной, откровенной правды.

– Всё, начиная с истории Вильхельма и вашего знакомства и заканчивая артефактом, что сейчас надет на мою ногу.

– Это старая история, и она никак не влияет на твоё замужество, – упрямо мотнул головой отец, – а поговорить я хотел именно об Орхане.

– Здесь не о чем говорить! Я не хочу за него замуж, но непохоже, чтобы ты собирался разорвать помолвку, – Агата нервно прошлась туда-сюда: ноги приятно тонули в мягком ворсе ковра, но даже это сейчас раздражало. – Что с Джонотаном?

На удивление этот вопрос стал последним камнем, разбившим всю сентиментальность минутных душевных терзаний Сезара ди Эмери и его попыток хоть в чём-то покаяться. Именно напоминание о Джонотане почему-то снова впустило страх во взгляд отца, и Агата не могла понять почему.

– Даже думать о нём не смей! – отец быстро обернулся, а потом торопливо распрямился, и в его голосе вновь прозвучали жёсткие нотки, хотя сцепленные в замок пальцы мелко задрожали. – Не пропадёт! Твой любимый Джонни – тот ещё пройдоха и наглец, которому никто и ничто не закон! А пропадёт – туда ему и дорога! Он, между прочим, прекрасно знаком с местными традициями. Или ты думаешь, почему я нанял его везти нас сюда?! Он, я знаю, успел снюхаться с людьми отсюда за те пару лет, что проторчал возле Шарракума. Лучше бы и не возвращался!..

Джонотан знает местных? Агата сощурилась.

– Так всё это время он был на Востоке, здесь? Он мне не говорил…

– Вот видишь! – отец обвинительно ткнул пальцем, будто это полностью подтверждало его слова, и тут же снова вернулся к своей теме: – Забудь о нём. Тебе стоит быть мягче и покорнее с Орханом! Он прекрасный мужчина, ты будешь жить в роскоши, практически как восточная принцесса! У тебя будет всё самое лучшее, всё, чего ты достойна!

– А ещё я буду сидеть вот в этих комнатах, – Агата резким жестом обвела пространство вокруг рукой, – ходить на цыпочках перед этим Орханом, а если ему что-то не понравится, то он либо отдаст меня братьям, либо моя голова украсит его стену! Не так ли? Тебе это кажется отличной сделкой? Я была уверена, что вы просто заключаете контракт! Что я смогу помогать тебе с делами! Я училась! Я делала всё, чтобы помогать тебе!

– Ты женщина! Никто не будет заключать с тобой сделок! – отец вскочил было, но сразу же устало опустился обратно и продолжил уже спокойнее: – Никто не будет смотреть, насколько ты образованна и насколько хорошо разбираешься в нюансах, все будут видеть только богатую наследницу рода и жаждать заполучить тебя и вместе с тобой прибрать к рукам моё дело.

– И ты нашёл покупателя подороже.

– Орхан – отличный торговец, – кивнул отец, словно не заметив яда в её голосе. – Целая торговая империя в его руках. Золотые рудники, плантации специй, драгоценные