Шрифт:
Закладка:
И, конечно, не в одной густоте войск в окопах и техническом оборудовании разница между нами и англо-французами, заставляющая нас искать новых путей. Бедная участь того оперативного искусства, которое не учтет совершенно различный характер бойцов, осаждающих Германию с запада и востока. Вопрос не ограничивается только уровнем дисциплины той или другой армии. Наш солдат, сделанный из того же теста, из которого Суворов лепил своих чудо-богатырей, и при старом режиме никогда не был “охотником за черепами”, как бойцы-спортсмены туманного Альбиона, и это одно всегда окрашивало жизнь на русском и английском фронтах в различные цвета.
Австро-германцы против нас приняли страшно растянутое расположение, но их кордонная тактика не может служить нам образцом: сила германского кордона заключается в нашей пассивности, в их превосходной разведывательной службе, в 40-50 германских дивизиях, всегда стоящих в резерве на отдыхе и всегда готовых к переброске по внутренним линиям могущественно развитой сети железных дорог.
Сколько нападок на командный состав вызвано стремлением перенести на наш огромный фронт выводы из боевых действий, развившихся в совершенно отличных условиях и требовавших, прежде всего, тесных рамок бельгийского или пикардийского театров борьбы. Сколько расшатанности внесло в наши войска переобременение их окопными работами, отказ от обучения, обративший русского солдата в землекопа!
Важнейшее требование военной теории по Суворову — глазомер, по Блуме — необходимость всегда соразмеряет цель, которой задаются, с имеющимися средствами. Правило, очень простое в теории, но требующее на практике большого мастерства в военном искусстве. Чтобы наша армия на фронте между Балтийским и Черным морями могла бы задаться англо-французскими военными целями, требуется утроить ее; действительность же требует неотложного сокращения армии, как единственного залога сохранения ее боеспособности. И если в оборонительных боях 1917 года на наши дивизии ложились непосильные задачи, если одна наша дивизия, плохо обученная, плохо укомплектованная, недостаточно технически снабженная, брала на себя работу и принимала на свои плечи удар, распределяющийся на западе на 3 дивизии, то в дальнейшем отказ от оперативного творчества приведет к тому, что русская дивизия будет навьючиваться оборонительными заданиями 4-5 португальско-америко-франко-английских дивизий. Нашему фронту грозит окончательная эволюция к кордону, что при всяких условиях сулит мало хорошего. Расхождение между заданиями, которые ставятся войскам, и имеющимися средствами к выполнению их, особенно опасно и нежелательно в текущий момент. Направляя усилия к поднятию боеспособности армии, к установлению боевой дисциплины, мы прежде всего должны охранить войска от задания неисполнимых уроков, от непосильных оперативных приказов.
Океан русской земли, по сравнению с французским стратегическим малоземельем, представляет далеко не одни минусы; в дальнейшем мы остановимся на тех его благоприятных данных, которые должны лечь в основу нашего революционного творчества в области оперативного руководства войсками.
Армия и флот свободной России. 1917. № 239. 18 октября.
Великая китайская стена
Наш фронт рисуется в умах — и не только в тылу, но и на позициях — в виде огромной плотины между Балтийским и Черным морями, охраняющей русскую землю от затопления ее волнами германских и австрийских солдат. Когда является беспокойство за поведение защитников какого-либо ее участка, мы спрашиваем “не открыть ли фронт” в том же самом смысле, как спрашивают “не открыть ли шлюзы”. Отсюда наша оборонительная доктрина, которая тянет все силы государства, все усилия, на которые способны войска, для того чтобы поддерживать, совершенствовать, занимать Великую Китайскую стену XX века и затыкать образующиеся в ней бреши. Сколько сотен тысяч жизней поглощено созданием этого оплота, столько миллиардов рублей, забот, мыслей, пота и здоровья поглощено линией нашего фронта, что цельность и нерушимость ее стали догмой русского оборончества. В жертву этой цельности, непрерывности, нерушимости принесена русская армия, растянутая в кордон, навьюченная работами и обремененная службой охранения в 5 раз больше наших союзников во Франции.
А между тем, эта цельность и нерушимость Великой Стены — гипотеза, не выдерживающая никакой критики. Во многих местах — и с нашей, и с немецкой стороны полк-скелет, в составе тысячи бойцов, занимает десятиверстный участок лабиринта окопов. Наши солдаты, бегущие из немецкого плена и проходящие через такие малонаселенные войсками участки, приходят прямо на наши батареи и заявляют, что в окопах ни с немецкой, ни с русской стороны им никто не повстречался. Чтобы ни говорили сторонники широких фронтов о могуществе огн. обороны, ясно, что на этих участках оборона зиждется на честном слове, на невыгодности здесь для обеих сторон продвигаться вперед, а разбросанные здесь кордон-роты, не видящие друг друга, стоят только “для порядка”, во имя фикции неразрывного, сплошного фронта.
Но и там, где кордон гораздо гуще, где все опорные пункты заняты гарнизоном, где дым, признак жизни, поднимается по утрам и из землянок между ними — Великая стена играет свою роль лишь до первого серьезного удара врага. Слишком велико несоответствие между теми двумястами тысячами снарядов, которые изготавливается выпустить наступающий в один день на восьмиверстном участке, и тем десятком тысяч снарядов, которые здесь в распоряжении обороны, и которые не удается сколько-нибудь толково выпустить, так как всякая связь сразу у него будет порвана, как было под Икскюлем и Якобштадтом, и батареи будут обречены в жертву лавине неприятельского огня или неприятельским штурмовикам. Несоответствие сил так подавляет защитников великой стены при хорошо подготовленной атаке, что собственно боя не происходит и неприятельское наступление
