нечестная и народ выходит из игры и устраивает революцию.

– Все верно, – преподаватель подвел черту. – Но тогда почему мы продолжаем играть в подобные игры? Смелее.

– Ну, воспитывают нас так. Да и просто все так устроено. Ребенок рождается в мир, где все устаканилось в таком виде. Поэтому для нас эта игра как должное.

Преподаватель кивнул:

– Верно, речь о нашем формировании с детства. Схема примерно одинакова во всех цивилизованных режимах с небольшими поправками на местный менталитет. То, что мы называем образованием, – чаще всего зубрежка с последующим пересказом наставнику, который наградит вас высоким баллом или, наоборот, пожурит низким. Вместо объяснений – утверждения. При такой системе детям проще следовать чужим указаниям, принимать их и подлаживаться под ситуацию вместо того, чтобы менять ее. Это укореняется в нас настолько прочно, что мы и далее во взрослой жизни слушаем и пересказываем нечто, утвержденное кем-то. Но таким способом мы учимся не только сложению и вычитанию. Так мы учимся бояться, сопереживать, сдерживаться, проявлять безразличие или презрение – все это навыки, которым нас обучает социум. Что такое хорошо и что такое плохо? Эти интуитивные понятия не передаются генетически, они формируются средой. А среду, в свою очередь, формируют для нас родители, для них – их родители и так далее. И эта рукотворная среда порождает кардинально разные жизненные сценарии: например, средняя продолжительность жизни женщины в Исландии восемьдесят три года, в Центральноафриканской Республике эта женщина едва дотянет до пятидесяти. Там же детская смертность – сто на тысячу, а в Австрии – около трех на тысячу. В России девяносто девять процентов умеют читать, а в Нигерии не дотягивает и до двадцати. Сразу думаешь: хорошо, что не в Нигерии родились, правда? Но зато в России ВВП на каждого – меньше тридцати тысяч долларов, а в Сингапуре – почти сто тысяч. Уже хочется в Сингапур, согласны? Но пока довольствуйтесь умением читать и писать, в Нигерии и того нет.

Студенты засмеялись.

– Сегодня после занятий вы отправитесь домой и, думаю, доберетесь без приключений. А в Судане, Сомали или Колумбии вы, скорее всего, были бы ограблены или изнасилованы прямо по пути… Видите, сколь разные жизненные схемы предоставляются новорожденным в зависимости от среды, в которой он сделал первый вдох, первый шаг и произнес первое слово. Понимаете? Что-то, что мы считаем абстрактным, что-то из области нравственного, чувственного, влияет на вполне конкретные вещи – на продолжительность жизни, грамотность, детскую смертность… Оно формирует среду, в которой существует целый народ. А потом эта среда уже начинает управлять генами. Особенно среда влиятельна в детском и юношеском возрасте – когда лобная доля больше всего зависит от сигналов извне, но отстает в развитии от остальных отделов мозга. Взаимосвязь этих незримых процессов просто поражает! Будто сама природа притормаживает развитие той части мозга, которая опирается на влияние генов, в пользу развития за счет среды. И это настоящая эволюционная веха! Ведь это позволяет мозгу как можно дольше не подчиняться влиянию генов, но дать возможность среде и ее моральным и этическим нормам формировать личность. Что важно для потомства, особенно того, у кого, скажем так, не самые достойные производители.

– Но ведь это не всегда круто, – заметила Агата. – Родился ты в Сомали – и каким тебя сделают сомалийские реалии?

– Верно. Евреи не выбирали родиться евреями накануне холокоста, индейцы не выбирали родиться индейцами накануне прибытия первых кораблей из Старого Света, тутси не выбирали родиться тутси перед заключением Арушских соглашений, а камбоджийцы не выбирали Камбоджу с режимом Пол Пота. Но человек – это часть социума. И может влиять на формирование таких сред в принципе. Может попустить, может всеми силами противостоять…

И в аудитории вновь повисла тишина. Преподаватель внимательно заглядывал в глаза студентов, пытаясь понять, удалось ли ему донести главную мысль.

– Ну а генное наследие, увы, остается лишь безропотно принять, – внезапно добавил он.

– А мне кажется, это отличная новость, что не гены нами управляют, а внешний мир, – вмешался Александр.

– Это тонкий момент. Гены не основные управители, – он выделил нужное слово, – но ген и среда влияют друг на друга. Сам по себе ген ничего не определяет в вашем поведении. Да, я могу быть носителем так называемого дурного гена (скажем так для простоты понимания). Но что разбудит этот дурной ген и заставит его влиять на мое поведение? На прошлой неделе я добавил вам в список литературы работы Сапольски[60]. Вот вам отличный пример из его изысканий. Есть так называемый ген воина, ген MAOA-L… – Преподаватель подошел к доске и крупно написал аббревиатуру. – Так его окрестила пресса, охочая до громких заголовков. Считается, если он присутствует у человека, то его агрессия утраивается. Но правильнее сказать, что утраивается вероятность агрессии. Понимаете?

Он вновь дал студентам несколько мгновений для понимания.

– Чтобы ген «сыграл», нужны особые условия. Для этого гена необходимым условием стали пережитые в детстве издевательства и насилие. А носители этого гена, которые могут похвастаться благополучным и счастливым детством, как будто его и не имеют. Вот вам еще ситуация к размышлению: кажется, что родиться в семье родителей-интеллектуалов – это как выиграть в генетическую лотерею, да? Признаки, которые отвечают за становление умственных талантов, имеют высокую степень наследуемости – до семидесяти процентов. Но! Как оказалось, это работает только для семей с высоким социально-экономическим статусом. А в бедных семьях наследуемость этих признаков не доходит и до десяти процентов. Поэтому, сыграет ли твоя генетическая ставка, зависит от того, за каким столом ты играешь.

В стесненных условиях на окраине опасного района с плохой экологической обстановкой и пищевым мусором в качестве рациона эти гены чаще всего не могут проявить себя. Исследования доказали, что чем ниже социально-экономический статус семьи, в которой растет ребенок, тем большие физиологические отклонения формируются в его голове. Грубое обращение, насилие, даже не над самим ребенком, но свидетелем которого он может стать, не самое лучшее питание, нищета – все это повышает уровень глюкокортикоидов, а это, в свою очередь, ведет к постоянному стрессу. И вот у ребенка уже уменьшенный гиппокамп с притупленной функцией и замедленное развитие лобной доли. Плюсуем к этому недостаток дофамина, который влияет на развитие ангедонии[61]. Получаем полноценный набор, который ведет к снижению интеллекта, чувства сопереживания, вовлеченности, у ребенка падает уровень самоконтроля, ухудшаются память и способность к обучению. Из-за депрессивных проявлений появляется тяга к алкоголю и наркотикам. Теперь добавляем к условиям перманентность этого стресса, его эскалацию на протяжении года, двух, трех… И эмпатия приказывает долго жить. А что происходит, когда в подобном положении находится не один человек, но бóльшая часть нации?

Он замер и смотрел на студентов, вновь давая им осознать сказанное.

– В этом вся суть – нет никакой предопределенной судьбы. Понимаете? Есть вероятности, которые корректируются средой и условиями, в которые мы поставлены. А творит среду и условия – человек. Не природа. А то, что сотворила природа, имеет феноменальную зависимость от контекста. И когда контекст – обыкновенная бедность, то на выходе стресс, депрессии, рост количества самоубийств и плохое здоровье. Отнюдь не книжные пасторали о бедных, но счастливых в шалаше.

В аудитории вдруг стало темно: разыгравшийся ветер мощными порывами забросал облаками редкие небесные прорехи, сквозь которые еще проглядывало ноябрьское солнце. В сумраке помещения застывшие силуэты студентов были похожи на каменные статуи, аккуратно выставленные рядами.

Преподаватель подошел к двери и включил свет. Несколько раз моргнув старыми теплыми потолочными лампами, мягкий свет озарил помещение. На голос Армана все обернулись.

– Выходит, проблема не в том, что немцы создали ужасную систему для евреев, а потом американцы, англичане и русские создали ужасную систему для немцев, и не в том, что англичане создали ужасную систему для африканцев, индийцев и кем они там еще помыкали в своих колониях, а голландцы – для коренных жителей Цейлона. Проблема в том, что из раза в раз ужасные системы создает человек для человека.

Он смотрел прямо на преподавателя, ожидая, что тот ответит на его замечание.

– А уж кто он – немец ли, француз, еврей, русский, англичанин – это уж дело случая, – согласно кивнул преподаватель. – Все это доказывает, что наша жизнь –