Сегодня печь, на удивление, не загоралась, тяги нет, дрова вроде и сухие, но не горят. А потом и дым в дом повалил. Баба Настя на мужа в крик.

— Что ж это ты, старый, печь не можешь зажечь, впервой, что ли? — и вышла во двор отдышаться.

Дым из дома как при пожаре. Уже и соседи у ворот стали собираться. Баба Настя отдышалась и пошла выгонять корову на пастбище. Любопытная соседка Матрёна с вопросом в калитку лезет.

— Пожар у тебя, Настёна?

— Да яки пажар, то дед печь не растопит! Николи такого не было, а гляди, точно хату спалить!

Собрались соседи, каждый советует, что делать. Дед Никита проверил всё, не должно так быть, а дым всё в дом. Стоит в растерянности посреди двора.

Молодой сельчанин тракторист Николай Сердюк, внимательно осмотрев дом, вынес вердикт.

— Тебе, дед, на камин стекло положили, вот дым в дом и валит! Слышал я про такие фокусы, вот сорванцы!

— Никола, может, ты и снимешь стекло это окаянное, знал бы, кто такое удумал, уши бы оборвал!

Довелось Сердюку выручать стариков, хотя и с трудом, но стекло с трубы снял. На пол-литра заработал, и вечером после работы зайти пообещал. Пришлось деду в магазин за вином идти.

Прошла неделя, началась уборочная страда. Всё взрослое население с рассвета до темноты в поле, а ребятня без дела по деревне носится, забавы себе ищут.

Проспав до обеда, мальчишки стали собираться у дома Шурика. Решили «на шалаш» идти, так называли огромный кустарник в километре от деревни, где ребята проводили свободное время. Там в тайных зарослях орешника ещё в прошлом году под руководством Антона соорудили шалаш.

К двум часам дня все уже в сборе были и направились к кустарнику. Пошли напрямик через поле. По дороге веселились. Ванька вспомнил об их проделке со стеклом, в который раз пересказывал, как полдеревни деду помогали от дыма избавиться. Умел Ванька рассказывать и приврать мог, ребята животы от смеха надрывали.

Посередине поля на возвышенности стояла огромная скирда соломы, к ней и подошли. Вокруг лежали кучи соломы, трактора стягивали, скирду ещё не закончили, но ни техники, ни людей рядом не было. Работы шли на соседних полях, в первую очередь хлеб убрать, а солому и позже уложить можно.

Кому-то из ребят в голову пришла мысль развести костёр рядом со скирдой: дров не надо, соломы хватает. Через минуту яркие языки пламени жадно поглощали охапки соломы, только подбрасывай.

Вдруг Сашка закричал:

— Пацаны, бригадир едет! — и указал на дорогу в низине, там действительно на велосипеде ехал какой-то мужик.

Был это бригадир или просто случайный проезжий, кто его знает, но ребята заволновались, нельзя, чтобы их тут увидели. Антон и Шурка схватили в охапку солому, бросили на костёр и стали неистово топать ногами. Пламени нет, дыма не видно, значит, костёр затушен, можно догонять остальных, те уже подбегали к кустарнику. Ребята бросились вслед за ними.

Уже у самых кустов Антон оглянулся и не поверил глазам — огонь охватывал край скирды и разгорался. Рядом метался человек, он отчаянно пытался потушить пламя, но куда там! В деревне забили тревогу, пожар — дело редкое, но страшное. К горящей скирде соломы бросились жители, но потушить разбушевавшуюся стихию было уже невозможно. Через некоторое время к месту пожара подъехали и две пожарные машины, но и это народное добро не спасло.

Справиться с пожаром люди не смогли, огонь уничтожил всё. Пожарные не допустили распространения огня по полю, а прибывший участковый стал выяснять причину возгорания. Версий было две — поджог либо работающая техника, но её рядом в момент пожара не было, значит, первое. Расследованием занимался сотрудник милиции.

А ребята в кустах уже волновались, но их на месте пожара никто не видел. Оставалось незаметно пробраться в деревню, а в будущем твёрдо стоять на непричастности к случившемуся. Антон благоразумно рассудил, что ему в деревне показываться не стоит. Учитывая его репутацию, вполне могут заподозрить в поджоге или в случайном неосторожном обращении со спичками возле соломы. Поэтому договорились говорить, что его в деревне вовсе не было, что и подтвердят друзья. Он принял решение на время укрыться у деда с бабой, туда и направился. И только через неделю снова объявился в Гатово. К этому моменту о пожаре уже стали забывать. Правда, ребята говорили, что их в милицию вызывали и допрашивали, но никто из них не раскололся, всё обошлось.

Участковый инспектор по долгу службы опросил и Антона, но тот твёрдо стоял на своём.

— Дяденька, милиционер, честное пионерское, я в деревне не был, когда пожар случился, мне о нём Шурка рассказал, — Антон говорил убедительно.

— Твой Шурка такой же оболтус, как и ты!

Участковый ещё долго беседовал с мальчиком и сделал вывод, что тот на самом деле ничего не знает либо умеет красиво врать! Но, выходя из дома, назидательно напутствовал.

— Думай, Антон, что делаешь, до беды недолго, а то детдом на колонию поменяешь, а там по голове не погладят!

— А меня и так никто не гладит! — выпалил мальчишка.

Словами этими смутил участкового, тот себя неловко почувствовал: «Что ж это ты, Николаевич, мальца тюрьмой пугаешь, может, он и не виновен ни в чём, а ты его в колонию сразу!»

На этом разговор и закончили, выходя из комнаты, участковый услышал за спиной вздох облечения, вырвавшийся из груди мальчишки. Волновался Антон.

Позже он на улице встретился с Аликом, рассказал о беседе с участковым. Алик сообщил, что он с ребятами теперь работает на зерновом амбаре, зарабатывает по рублю в день. Целый рубль в день! Ничего себе!

— Алик, а меня возьмут на работу?

Отец Алика работал в колхозе главным механиком и мог посодействовать в трудоустройстве. Друг пообещал поговорить с отцом. А уже вечером прибежал к Харитону и сообщил, что может завтра выходить на работу.

Ребята старались, работы хватало всем, рядом трудилась команда Рыжего, но конфликтов не возникало. Все были поглощены работой, на войну не было ни времени, ни сил. И обедали на рабочем месте тем, что с собой из дома брали. У Антона с собой только кусок хлеба был, с ним Сашка делился, он кусок сала на двоих брал, а овощи и фрукты на десерт в саду рядом. Кто работал, в сад беспрепятственно бегал, никто их не прогонял. Домой уходили к полуночи, и уже к восьми утра нужно было быть на месте. Уборочная диктовала свои