с отвратительной обезьяной, новая волна безумия, должно быть, захлестнула мой разум, ибо я помню, что объявил эту позицию совершенно беспрецедентной для оглашения президентской речи!

Я был отчасти приведён в чувство маленькой стрекозой, жужжавшей у моих губ – это был узнаваемый сигнал, когда мой хозяин хотел, чтобы я кричал или пел. Все еще побуждаемый безумной иллюзией, что передо мной находится ученая публика, я тут же начал произносить свою тщательно подготовленную речь, и в тот же момент эта мерзкая обезьяна завыла, как целый стая шакалов.

На какое-то время показалось, что ужасный кошмарный сон, о котором я уже говорил, стал явью в реальности. В моем нынешнем бреду наяву мне казалось, что я действительно выступаю перед Британской ассоциацией в Глазго и что мой самый выдающийся научный соперник пытается меня перекричать.

Те, кто хоть раз был под воздействием одурманивающих препаратов, знают, что в течение некоторого времени после того, как большинство функций психики нарушено, и он блуждает в самых безумных лабиринтах, в глубине психической системы, кажется, все еще остается один критический атом здравомыслия, который прекрасно осознает реальное положение дел. Так и я, в некотором смысле, знал, где нахожусь и что (да помогут мне небеса!) делаю.

Более того, вспышка воспоминаний подсказала мне, что именно в этот день, если бы я смог вернуться, я бы в действительности выступал с президентской речью перед Британской ассоциацией в Глазго! И все же этот кратковременный промежуток просветления был настолько кратковременным, что я не переставал все больше и больше повышать голос, чтобы мое изложение было слышно над отвратительным крещендо воплей непотребного зверя.

Но, увы, голосовой аппарат большой обезьяны-ревуна позволяет ей выдерживать конкуренцию со стороны любого живого существа! Мои шансы вряд ли могли быть хуже, если бы я выступил в поединке с вечным грохотом Ниагары!

Внезапно мой голос надломился от невыносимого напряжения. Я мгновенно пришел в себя и замолчал, а победный вой обезьяны становился все громче и громче, достигая потрясающего и оглушительного финала.

При этом кавалеристы, казалось, пришли в состояние сильнейшего оцепенения (я склонен думать, что на результат были сделаны крупные ставки), а все синеголовые пустились в непристойные кульбиты от смеха. Было совершенно очевидно, что их скудоумная и отвратительная обезьяна, которая снова уселась на землю и занялась напряженными энтомологическими исследованиями в своей пушистой рыжей шерсти, была признана победителем в этом состязании.

Хотя меня переполняли стыд и ярость, я испытал кратковременное чувство облегчения при мысли, что эти остроумные низкородные змеиные наездники теперь не захотят торговаться.

Но вскоре у меня появилась новая, более серьезная причина для беспокойства. Мой хозяин, чьи дрожащие усики свидетельствовали о сильном раздражении и досаде, внезапно умчался на своей белой колибри в сторону поляны кавалеристов. Несколько минут и я, и огромное количество зрителей напряженно ожидали, затем внезапная сенсация пронеслась по всему собранию. Он привел ягуара!

Выйдя на лесную тропу, этот отвратительный зверь остановился и стоял, моргая и облизывая пасть, на дальней стороне прохода. Тем временем среди одной части кавалерии разгорелась бурная дискуссия, и несколько делегаций направились к моему хозяину.

Мне показалось, что многие из них молили о том, чтобы я остался жив, и я заметил, что многие из них направляли свои алые усики в сторону тропинки, ведущей к реке.

Ягуар начал двигать своим длинным хвостом, прижимая его к впалым бокам, и рычал все более и более нервно во время дебатов, в то время как мой хозяин перелетал с яруса на ярус на валу и с галереи на галерею среди деревьев, как бы вникая в смысл происходящего. Я думаю, что все без исключения жестокие змееводы призывали его убить меня, но, к счастью, он, как мне казалось, относился к их заявлениям с аристократическим презрением.

Попутно, во время оживленного совещания с несколькими главными кавалеристами, он, очевидно, сделал какое-то забавное предложение, которое было встречено всеобщим одобрением. Вскоре после этого мой погонщик подвел меня к тому самому дереву, к которому я прислонил свое ружье, когда разбил лагерь в этом роковом месте. Змеи-муравьеды, окружавшие это дерево, ужасно шипели, когда я приблизился, но по просьбе моего хозяина развернулись и удалились. Тут я увидел, что мое двуствольное ружье "парадокс" все еще лежит там, где я его положил, хотя и покраснело от ржавчины и было почти полностью скрыто вьюнком. Мой погонщик подал мне знак наклониться вперед, я ухватился за ствол и сумел протащить его наружу, вспомнив при этом, что при высадке я зарядил оба ствола водонепроницаемыми патронами с шариками, которые я специально приготовил перед посещением этого влажного региона.

К счастью, замки, которые были хорошо пропитаны горячим маслом и обернуты промасленной тканью, оказались менее подвержены коррозии, чем стволы.

Пока я осматривал ружье, белая колибри моего хозяина на мгновение присела мне на лоб, а затем зависла перед глазами, показывая, что моего погонщика увезли. Взглянув в сторону реки, я обнаружил, что шеренга стражников исчезла, а путь был так же чист, как и тогда, когда я впервые его пересек.

Едва я успел отметить эти факты, как ягуар перестал рычать и дергать хвостом, и на брюхе пополз по поляне, с глазами, горящими жаждой крови.

Еще через мгновение я поднял ружье и нажал на оба спусковых крючка. Оглушительный взрыв отбросил меня назад к дереву, и ослепительное пламя бросилось мне прямо в лицо. Забитый левый ствол лопнул прямо у меня под пальцами; но, несмотря ни на что, одна пуля полетела верно! Ягуар корчился на спине посреди арены и пачкал белый фарфоровый тротуар мозгами и кровью из своего разбитого черепа!

В течение нескольких минут я стоял на месте, не имея сил думать и двигаться больше, чем лесные деревья вокруг меня; и я думаю, что зрелище, которое я тогда увидел, впечатлило меня больше, чем что-либо другое во время моего кошмара в лесу. Несмотря на страшную вспышку и детонацию, а также на предсмертные муки огромного ягуара посреди них, все доблестные кавалеристы стояли на голове в приступах смеха при виде этого зрелища!

Когда их спазмы немного утихли, чары, державшие меня неподвижным, были разрушены видом дюжины огромных муравьев-солдат, которые бросились к моим голым ногам с той стороны, где лежал ягуар.

Не раздумывая, я развернулся и помчался по тропинке, как кролик.

Моя маленькая пирагуа все еще лежала, крепкая и невредимая, на белой дорожке прямо у водоема. Когда я спустил ее на воду и оттолкнулся, белая колибри внезапно оказалась перед моим носом, а на ее снежном гребне