Шрифт:
Закладка:
С наступлением сумерек я решил скрыться в темноте. Но как только солнце начало опускаться за Анды, большой светящийся паук, который плел свою паутину с поразительной быстротой, завесил вход в мою хижину. Внимательно осмотрев эту паутину, я увидел, что несколько нитей с ее внешней стороны тянутся вверх к нескольким белым узелковым выступам размером с грецкий орех, которые я уже замечал прямо над входом. Каждый из них, к моему ужасу, оказался полым караульным помещением, в котором находилось несколько больших жалящих муравьев, которые, конечно же, могли мгновенно обрушиться на любого, кто потревожит паутину.
Проверив стены хижины в другом месте, я обнаружил, что они настолько прочны и надежны, что у меня не было ни малейшего шанса их проломить. Впоследствии я пришел к выводу, что белый цемент, используемый для строительства и мощения, был изготовлен пленными полчищами термитов, которые жили под землей, но что собственно строительные операции выполнялись настоящими рабами-муравьями, подобными тем, которых я видел за работой в лесу. Как бы то ни было, и тротуары, и здания были твердыми, как мрамор, с тонкой фарфоровой поверхностью.
Я провел беспокойную ночь, размышляя над своим странным положением. Хотя каждые полчаса или около того меня навещал ночной патруль кавалеристов, которые, верхом на больших светлячках, влетали через небольшое отверстие в паутине и с военной точностью совершали свой обход, в темное время суток меня абсолютно никто не беспокоил.
Более того, хотя комары казались голодными и многочисленными в этом регионе, я был совершенно избавлен от их нападений до того момента, пока вновь не обрел свободу. Я полагаю, что это было вызвано присутствием моего паука-консьержа или стрекоз-солдат, которые постоянно вились возле моей головы в дневное время – в тропиках хорошо известен факт, что все насекомые из племени комаров обходят этих традиционных врагов как можно дальше.
ГЛАВА IV
Если бы я стал подробно рассказывать обо всех эпизодах моего пребывания в плену, это было бы длинное и утомительное повествование, поэтому, описав события первого дня, я впредь буду описывать лишь некоторые из наиболее примечательных моментов моего пребывания среди этих необычных муравьев.
Как правило, моя жизнь была очень однообразной. Каждое утро, после кормления, меня отправляли на работу, где мой рост, сила и умение пользоваться палками и другими инструментами оказывались полезными для муравьиной общины. После нескольких дней копания на муравьиных полях я был занят очисткой от сгнившей листвы некоторых подземных камер, похожих на пещеры. Они были заполнены муравьями-саубасами, или муравьями-листорезами, служившими кавалеристам, и, очевидно, служили парниками для выращивания съедобных грибов.
В тот раз я умудрился сильно поранить занозой правую руку и очень боялся, как бы главный муравей не подумал, что я отлыниваю от работы, и не подверг меня суровому наказанию. Но, как ни странно, мой хозяин, так отныне я должен его называть, внимательно осмотрев мою рану, выдернул занозу с помощью муравья-солдата (чьи челюсти, похожие на щипцы, словно специально были созданы для этого), а затем дал мне час отдыха. После этого он был достаточно любезен, чтобы найти мне более легкую работу, и весь остаток того дня я стоял с тростью в левой руке в качестве бригадира над большой бригадой броненосцев, ведущих земляные работы.
В начале второй недели, еще до того, как отчаяние окончательно лишило меня всякой надежды, мне показалось, что я вижу шанс на спасение. Я заметил, что, когда ночная стража была выставлена, и до первого обхода проверяющих на светлячках, некоторые из больших жалящих муравьев роились на полу хижины и убирали все остатки моего ужина. Хотя обычно они приходили осторожно и группами, они, похоже, питали такую слабость к гранулированному материалу, которым я питался, что мне пришло в голову обратить этот факт себе на пользу. Ведь если бы ночью мне удалось выманить их всех из дверей, я мог бы вырваться на свободу раньше, чем они успеют причинить мне какой-либо вред. После одной или двух тщетных попыток выманить их массово с поста, я вспомнил проверенный временем план разложения воинской морали, который часто оказывался эффективным в руках заключенных и писателей.
Я бережно хранил содержимое своей фляги со спиртом для особых случаев, и однажды безлунной ночью я решил проверить, смогу ли я напоить своих охранников, подмешав им виски в гранулированную пищу. Затея удалась на славу. Не успело стемнеть, как рота солдат опустилась на пол, и менее чем через пять минут все они были слишком пьяны, чтобы возвратиться. Вскоре за первым отрядом последовал второй. Они же, выказав некоторое возмущение позорным состоянием своих товарищей, попробовали мой "Древний шотландский виски" и тоже впали в состояние откровенного опьянения.
Убедившись, что на страже дверного проема никого не осталось, я, не теряя ни минуты, пробрался сквозь жесткую паутину и поспешил к реке так быстро, как только позволяла темнота.
Думаю, что все прошло бы хорошо, если бы я не встретил патруль светляков, как раз когда пересекал трехдюймовый вал, примерно в десяти ярдах от хижины. Он состоял примерно из дюжины верховых кавалеристов, шестеро из которых сразу же последовали за мной, а остальные разделились и бросились врассыпную.
Пока я спешил по узкой дорожке, маленькие освещенные всадники не отставали от меня, по три с каждой стороны от моего лица. Их настороженность и азарт заставляли их сидеть, как жокеев, и когда они мчались, мне казалось, что я вижу, как задние лапы каждого кавалериста яростно работают по телу светлячка, как шпоры на пятках всадника.
Увы! Едва я вошел в кустарник на дальней стороне поляны, как услышал, что по прилегающей лесной тропе мчится какое-то крупное существо, и, выйдя на открытое пространство, где меня впервые схватили, я оказался лицом к лицу с ягуаром!
В этот момент по темной узкой поляне, словно раскаленный винтовочный снаряд, пронесся блестящий светлячок, и, увидев, что он несёт моего грозного хозяина, я понял, что игра проиграна. Мгновенно ягуар, который до этого, казалось, колебался, бросился на меня, сбил с ног и
