— Перелякався, страшно дуже, — оправдывался Кривоступенко. — А як ты крикнув, то и зовсим душа в пятки нырнула. Думаю: зараз бабахне… А де Селин и Рязанцев?

— Отдыхают в землянке. А тебя зачем прислали? Я же сказал, что посуды у нас дет.

Но Кривоступенко словно не слышал его. Он тихо приоткрыл тяжелую дверь блиндажа.

— Дывысь, и правду сплять! — Оглянувшись на Галкина, повар незаметно накинул петлю запора и сунул в проушину болт.

— Глухой, что ли? — сердито спросил Галкин. — Чего пришел?

— Сейчас доложу, — отозвался Кривоступенко, приближаясь к Галкину. Он нащупал в кармане шинели бритву.

Облокотившись локтями о бруствер окопа, Галкин смотрел в сторону границы, вслушиваясь в ночную тишину. Кривоступенко протиснулся в узком окопе за его спину. Навалившись на Галкина, он сильно дернул за верх подвязанной ушанки его голову к себе и рывком полоснул бритвой по горлу. Захрипев, Галкин обмяк и осел на дно окопа.

— Вот так. Теперь знаешь, зачем пришел, — спрятав бритву за голенище сапог, Кривоступенко обшарил карманы Галкина. Нащупав кошелек, торопливо достал его и, не разглядывая, спрятал в карман. Потом выпрямился, осмотрел руки и бережно взял с бруствера винтовку. Легко выпрыгнув из окопа, он свернул в густой кустарник и направился к границе. Вдруг его слух уловил быстрые шаги.

— Ты куда? Там же граница! — услышал он громкий шепот Калмыкова.

— Знаю, куда иду, — зло отозвался Кривоступенко, останавливаясь у толстого дуба.

— Ну, а где же табак? — нетерпеливо спросил Калмыков.

Повар беззвучно рассмеялся и достал из кармана пачку махорки:

— Закуривай. Через час папиросами угостят. Там и накормят и напоят…

Калмыков побледнел, губы его дрогнули:

— Да ты что…

— Вот что, дружище, — перебил его Кривоступенко. — Дорога теперь одна: через границу — на свободу. Возврата тебе нет: я прирезал одного на пункте.

— Так вот за каким табаком ты меня звал! Ах ты, шкура гадючья, — прошипел Калмыков и бросился на Кривоступенко. Но тот выставил вперед штык. Глухой болезненный крик огласил вечернюю тишину. Калмыков пластом свалился на землю.

Из-за сопок показалась луна. Кривоступенко что есть силы шарахнулся к границе, но, заметив приближающуюся овчарку, присел на колено и прицелился. По границе гулко прокатился звук выстрела.

Часть вторая

Мертвая полоса

Глава шестая

1

Начало 1942 года принесло советским людям новые радостные вести. После разгрома гитлеровских войск под Москвой Красная Армия успешно продолжала контрнаступление.

В январе на ряде участков фронта поспешный отход гитлеровцев превратился в бегство. Они бросали танки, артиллерию, автомашины…

В феврале контрнаступление советских войск продолжалось.

— И все же Япония продолжает верить в Гитлера, — отметил Савельев. — Генерал Умедзу снова перемещает соединения: подтягивает ближе к границе. Делается это, конечно, не без учета летних планов Германии. Сейчас основательно готовится. По данным штаба фронта, в его распоряжении тысяча танков, полторы тысячи самолетов и столько же орудий и минометов. Нужно, Николай Константинович, — обратился он к начальнику артиллерии, — посмотреть и наш план с учетом этих данных; кое-какие артчасти, может быть, придется переместить…

— Слушаюсь, Георгий Владимирович! Я над планом уже работаю. Когда уточню, доложу вам.

В кабинет быстро вошел начальник штаба.

— Передали из штаба фронта подробности капитуляции Сингапура, — доложил он. — По сведениям японской службы информации, союзные войска потеряли пятнадцать тысяч убитыми и девяносто шесть тысяч пленными, в том числе свыше двадцати пяти тысяч англичан. Японцы захватили четыреста пятьдесят танков, шестьсот тридцать орудий, четырнадцать тысяч автомашин. Уничтожен пятьсот пятьдесят один самолет.

Разговор перекинулся на положение южных фронтов. Командующий и генералы подошли к карте, где над Сингапуром был уже прикреплен японский флажок.

— Тодзио решил одну из основных своих задач, — заметил Савельев. — Япония окончательно вышла на простор. Помехой ее планам является сейчас только военный потенциал нашей страны.

— Теперь путь к островам южных морей и Индийскому океану у нее открыт, — подтвердил Николаенко, черкнув пальцем через Малаккский пролив. — Это — военные материалы, продукты питания, господство в водах Южно-Китайского моря.

В кабинет, читая на ходу написанный на машинке лист, вошел Смолянинов.

— Ну как, Виктор Борисович? — спросил командующий.

— Есть! Буква в букву. Перепечатал и сдал в типографию.

— Читайте, читайте, Виктор Борисович, — заторопил начальник артиллерии.

— Приказ Народного Комиссара Обороны. 23 февраля 1942 года. № 55. Город Москва, — торжественно начал Смолянинов. — Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники…

Савельев прикрыл глаза. Перед ним встала Москва: необычная, суровая, затемненная, какой он ее запомнил в день отъезда на Дальний Восток.

— …Теперь судьба войны будет решаться не таким привходящим моментом, как момент внезапности, — продолжал читать Смолянинов, — а постоянно действующими факторами: прочность тыла, моральный дух армии, количество и качество дивизий, вооружение армии, организаторские способности начальствующего состава армии.

— Подожди, Виктор Борисович. Прочти еще раз это место, — попросил Савельев.

Дочитав приказ. Смолянинов подал его командарму.

— Не рискнуть ли, Георгий Владимирович, потревожить авиаторов? Без них, пожалуй, к утру не успею разослать, а надо, обязательно надо, — попросил бригадный комиссар.

— Нельзя, Виктор Борисович, — возразил Савельев. — Совсем запретили полеты в пограничной зоне, даже на У-2. Придется посылать командиров-направленцев на мотоциклах.

На столе командующего зазвонил телефон.

— Слушаю. А-а, Зина! — оживился Савельев. — Добрый вечер, дочка. Ночь? Ну уж и ночь! Второй час? Иду, иду. Что? Звонишь не из дому? А откуда? Из Сабурово? Какая нелегкая занесла туда? А, служба? Тайна? Ну да, ну да, дочка! Нет, сейчас отправлюсь отдыхать. Теперь, правда, домой не хочется идти, — скучно проговорил Савельев. — Думал, тебя увижу. Завтра вечером? Нет, дочь, увидимся, значит, после… Хотя вот что! Ты задержись там на денек. Я завтра поеду туда и встретимся. Где ты остановилась, в ДКА? Вот и хорошо. До свидания. — Савельев положил трубку и, обратившись к Смолянинову, посоветовал:

— Идите домой, Виктор Борисович. Вас семья ждет, в кои дни к ней заглядываете. Мы уж, холостяки, поплетемся в гостиницу, дома как-то неприветливо, пусто… Вообще, правильно сделали, Виктор Борисович, что не отправили семью. Я уж давно написал Евгении Павловне, чтобы возвращалась. Хотел дочку ей обратно отослать, а потом передумал, — смущенно признался он.

— А мне, Георгий Владимирович, разрешите истребовать Соф Кирилловну? — спросил Николаенко.

Ишь чего захотел, старый лафет! — пошутил. Савельев. — За свою семью я отвечаю перед собой. А за вашу — перед вами и перед правительством.

— Я вас уволю от ответственности передо мной. А приедет моя Софья Кирилловна —