всей семьей, скотом, сельскохозяйственными орудиями, семенем и всем своим имуществом, воспользовавшись тем моментом, когда его хозяин находился на службе. Редко кто убегал в одиночку. Второй важный момент заключается в том, что крестьяне, бежавшие на большие расстояния, откуда возвращение было почти невозможно, например к южным границам (которые стали намного безопаснее в конце 1630-х и 1640-х гг.), были отнюдь не бедняки, не те, кто нуждался в ссуде, а середнячки и зажиточные – как раз те, кто в финансовом отношении был в состоянии внести весомый вклад в обеспечение доходами служилого человека. Средняя стоимость изъятого у беглых крестьян имущества составляла немногим меньше 30 рублей, что по тем временам считалось значительной суммой. (Для сравнения: стоимость имущества группы из 77 оседлых крестьян в 1664 г. составляла 11 рублей, при усредненной величине – около 20 рублей).

Также приводила в сильное расстройство малоимущих землевладельцев практика некоторых хитроумных крестьян переходить от одного незаконного хозяина к другому всякий раз, когда законный хозяин подавал иск об их возвращении. В одном из таких случаев крестьянин Савка Степанов, с женой, двумя дочерями и зятем, бежали из деревни, принадлежавшей некоему Е.Ф. Тинькову. К 1638 г. Тиньков разузнал, где они проживали, и добыл документ для возбуждения судебного процесса по их возвращению. Савка узнал об этом и снова бежал. В 1639 г. Тиньков получил для суда новый документ, после чего Савка с семьей снова перебрались в другое место. К 1641 г. Тиньков снова нашел их и подал новый иск. На этом запись заканчивается, но массовые повторяющиеся случаи подобного рода крайне истощали энергию детей боярских.

Есть еще одна параллель в крестьянском вопросе между второй половиной царствования Ивана IV и концом пребывания Михаила Федоровича на престоле. Как отмечалось ранее, завоевание Среднего и Нижнего Поволжья послужило отдушиной для масс крестьян, стремившихся спастись от ужасов Ивана Грозного в центральных районах Московского государства. Нечто похожее произошло после окончания Смоленской войны, когда внимание правительства переключилось на границу с татарами на юге государства. Некоторый отток населения в эту область уже имел место с 1619 г. перед Смоленской войной – периода, когда татарские набеги, как правило, прекращались. После войны правительство, по причинам, которые мы рассмотрим в главе 9, решило укрепить этот район и перенести фактическую границу, а значит, и обитаемую зону безопасности, на сотни километров к югу. (Следует отметить, что русский крестьянин переселялся обычно в те места, где безопасность обеспечивалась государством.) В результате описанных выше событий крестьяне тысячами хлынули на поиски свободы в новой приграничной зоне.

Граница играла важную роль в русских социальных отношениях. Говоря кратко, она служила выходом для напряженности в российском обществе. Здесь недовольные крестьяне могли найти убежище от притеснений землевладельцев. Более высокие доходы от лучшего черноземного земледелия должны были снять тяготы и тревоги, связанные с подзолистым земледелием в центральном районе. Движение на юг вызвало недовольство дворян центральных районов, пытавшихся убедить правительство остановить отток рабочей силы и вернуть мигрантов. Страх возвращения превратил границу в пороховую бочку, готовую воспламениться, стоило только поднести к ней лучину. Однако благодаря этому обстановка в центральных районах оставалась относительно спокойной до тех пор, пока в конце XVIII в. выход к границе не был закрыт.

Представители старого служилого сословия были разочарованы и возмущены решением правительства оставить в новых украинских приграничных городах вдоль Белгородской засечной черты (оборонительной линии южных рубежей государства) беглых крестьян, которые записались здесь на службу. Возвращение беглецов сорвало бы усилия по укреплению защиты расширенной южной границы. В 1635 г. и позже правительство категорически запретило пограничным воеводам и наместникам возвращать беглых крестьян без особого указания из Москвы, проявив тем самым беспрецедентную степень централизации. Эти меры вызвали массовый отток крестьян на юг из Воронежской и Рязанской областей в новые приграничные города. (Некоторые крестьяне приходили из еще более удаленных мест, хотя обычно они не переселялись дальше, чем из одной соседней области в другую.) Тамбов приобрел известность как новый (1636 г.) город, «откуда никто не возвращался» к старым местам прописки. В 1636 г. правительство предложило бывшим служилым людям (сынам боярским, стрельцам, казакам и прочим), которые обеднели и перешли в крестьянство, начиная с 1613 г. снова вступить в ряды служилых людей на границе. Пограничные чиновники брали взятки с беглых крестьян, дабы те не возвращались к их прежним хозяевам. Бегство за засечную черту вызвало недовольство северных землевладельцев, вынуждавших правительство свернуть программу укрепления и заселения приграничья.

Однако жизнь в приграничных районах не была стабильной. Изучения Е.И. Вайнберга прослеживают сотни крестьян, переехавших из Ельца и Курска в 1630-х и 1640-х гг. Многие из них ушли в еще более южные приграничные районы, некоторые двинулись куда-то в сторону, некоторые – немного на север, но, похоже, никто не вернулся обратно на север, в самую старую Московию.

Вся русская экспансия на юг, и особенно взятие казаками Азова летом 1637 г., наводили ужас на татар. Они справедливо опасались, что эта экспансия обернется угрозой Крыму. Позже, в 1637 г., татары совершили нападение и увели с собой в плен не менее 2250 человек. Эти события усилили озабоченность правительства необходимостью защиты южной границы.

В связи с дополнительными расходами, понесенными в результате Смоленской войны, а также затратами на ежегодную южно-пограничную службу по защите от крымских татар, служилые люди начали согласованную развернутую кампанию за отмену срока сыска (Урочных лет) беглых крестьян. Опыт показывал служилому человеку, что ему необходимо иметь как можно более длительный срок для возврата своих крестьян. Что являлось гораздо меньшей проблемой для богатых землевладельцев, поскольку их приказчикам было велено пресекать бегство крестьян еще до того, как они попытаются это сделать. А если крестьянам все же удавалось бежать, магнаты имели возможность выследить их в бегах, а затем вернуть в свои поместья. Дворянам и детям боярским, имевшим в среднем по пять крестьянских дворов, не хватало ресурсов, чтобы тягаться в поимке крестьян с магнатами. В связи с этими причинами знаменитая февральская челобитная 1637 г. содержала многочисленные жалобы дворян и детей боярских, которые должны были собраться на Земском соборе в конце 1636 г. Программа собора (как, впрочем, и то, состоялся ли он вообще) остается невыясненной. Сроки его проведения были достаточно удобны для провинциального дворянства, так как многие из дворян и без дополнительного царского вызова съезжались в Москву для решения своих судебных дел. Скорее всего, все вместе съехавшиеся дворяне составили коллективную челобитную служилых «городов», помета на которой сделана 20 февраля 1637 г.[49]

Выписка из крестьянской челобитной, которая иллюстрирует борьбу за крестьянские рабочие руки между крупными землевладельцами и «сильными людьми», с одной стороны, и