Воля к духовному порядку и его сбережению в современной Германии едва прослеживается. Истины сегодня так «переворачивают и помутняют», что вырабатывается уже какая-то к ним слепота. Нет, разумеется, никакого форума, где вопросы нашей культуры ставились бы на всеобщее обсуждение. Повсюду возвышаются боевые построения: партии, общества, союзы, круги, – свободного пространства для независимой духовности больше нет. Коммунизм, естественно, никакой заботы о культурном наследии не подразумевает. Что касается социализма, то здесь подход может быть разным. В нашем случае, как бы то ни было, ситуация темная, если не сказать: безнадежная и безотрадная.

Но как обстоят дела с культурой и ее восприятием в национальном движении? Ответить на этот вопрос не так легко. Дело в том, что партии, группы и круги, называющие себя «национальными», очень сильно между собой различаются и доходят до открытых противостояний.

Из этого я заключаю, что в нынешней Германии подлинного национализма просто не существует. И вот что я имею в виду. Ни у одного деятеля, ни у одной партии нет, как я убежден, монополии на национальную мысль. Более того, все те, кто не отделяет партийные интересы и устремления от священных требований национального объединения, – все они, на мой взгляд, вообще не мыслят в категориях национального. Что было возможно в августе 1914 года – никаких больше партий, а только немцы как таковые – то, наверное, и весной 1932‑го должно быть мыслимо. Тогдашнее национальное воодушевление давно, конечно же, развеялось в массах. Но в элите, в авангарде что-то должно еще оставаться. Сегодня этот патриотический дух необходим нам как никогда, ведь иначе Германия просто не сможет выполнить те задачи, которые перед ней поставлены во имя всего человечества. Если такую программу считать националистической, то я и сам – убежденный националист. Национализм против партийных распрей, нация против революции!

Это было необходимое пояснение; теперь же я обращаюсь к вопросу: в чем, собственно, заключается духовная миссия единого национального движения? Что в ней должно быть и чего в ней быть не должно? Как в рамках этого движения мыслится прошлое и будущее нашего образования? Каковы культурно-философские перспективы этого движения? От этих вопросов ни в коем случае нельзя отворачиваться: особенно если вы связываете свою жизнь и работу с общим явлением нашей культуры. Учителя и преподаватели всех уровней, учащиеся, люди творчества, а также экономические посредники, через которых транслируется наше духовное достояние, – издатели и книготорговцы, работники прессы и сотрудники научных журналов: все они вовлечены в интересующий нас процесс. Еще я, наверное, забыл политиков? Или они сами забылись и выпали из духовной жизни? Кажется, второе. Не хочется выдвигать огульных упреков, но в наше время, исполненное чрезвычайных постановлений и отмеченное упадком образования, остро все-таки не хватает внятных культурно-политических ориентиров: ни представители власти, ни народные избранники ничего в этом плане не сделали. Культурное достояние нации нуждается в защите, в спасении, но ни одна из сторон не берет на себя таких обязательств; речей произносится много, но ни единого звука в них нет от подлинной нашей культуры; из нынешних деятелей никто не имеет права говорить хоть что-то от имени немецкого образования. Социал-демократы, учитывая корни их политического движения, вряд ли вообще на такое способны. Недавно, впрочем, они даже Гегеля записали в свои сторонники, безо всяческих – как показал Зомбарт – на то оснований. Ни слева, ни справа, а только из центра – благодаря его особому положению, открывающему широкие перспективы, – интеллектуальные цели можно выдвигать как нечто самоочевидное; неудивительно, что сегодня именно политики центристского толка стоят у нас на передовой в борьбе за знание и за науку, при том что и о своих собственно политических предприятиях они тоже не забывают (вот что значит работать без демонстративных кадровых перестановок!).

За этим исключением, однако же, приходится признавать, что в нашей политической жизни царит какой-то, без преувеличения, ужас перед рассмотрением – и даже упоминанием! – духовных вопросов. Во всех партийных лагерях тема эта погребена под экономическими, управленческими, кадровыми проблемами. Это называется реальной политикой, и такой термин как будто все оправдывает и все скрашивает.

Но где же немецкая молодежь? Где угодно, но только не в молодежных движениях: все причастные единодушно теперь признают, что само это явление устарело и не отвечает требованиям времени. Наша национально-ориентированная молодежь – это, скорее, читатели журнала Die Tat. В последние годы журнал этот под умелым руководством сделался уже настоящей площадкой для всех национально-молодежных движений. В Die Tat, в отличие от гугенберговских и гитлеровских изданий, царит атмосфера интеллектуализма, причем интеллектуализма особого, отмеченного чертами академического социологизма. Журнал этот стал рупором целой группы интеллектуалов, выступающих главным образом анонимно или под псевдонимами. Блестящее соединение рассудительности с профессионализмом, умелое применение синтетических техник, обдуманное и притом категоричное отношение к текущим событиям и политическим решениям, обостренная бдительность и самостоятельность взглядов, ошеломляющая самоуверенность, граничащая подчас с догматикой, – вот некоторые стилистические приметы, характерные для этого издания; речь идет об аналитическом интеллектуализме, доведенном до виртуозности.

Журнал Die Tat, не будучи национал-социалистическим в официально-партийном смысле, оперирует все-таки обоими этими словами: «национальное» и «социальное». Оба понятия, если смотреть по существу, превращаются там в самоочевидную банальность. Национальное государство, демократия и социальная реформа – вот три главных политических цели XIX века. Второй из них мы достигли и даже успели в ней разочароваться. Национальное объединение в суверенном государстве тоже было уже добыто – и с тех пор утрачено. Справедливый общественный порядок был все эти годы объектом ожесточенных препирательств, однако к воплощению этой идеи никто даже не приблизился. После проигранной войны, при подорванном благосостоянии национальные и социальные проблемы возросли в нашей стране до каких-то невиданных пропорций. Давление с двух сторон превратилось в неизбывный гнет, подавляющий каждого немца под грузом отчаяния. Таково новое обстоятельство дел. Кто захочет принять ответственность за немецкое будущее, тому неизбежно придется железной волей соединять национальное с социальным. Иного и быть не может. В этом смысле мы даже согласны с Die Tat, да и какой немец будет здесь спорить? Мысль эта – о чем мы уже говорили – вполне самоочевидна, как, собственно, и все неизбежное.

Другое дело, что само представление о национальном в современной Германии далеко не самоочевидно. Кто называет себя националистом, тот должен стоять за всю нацию в целом, за все ее историческое достояние. Увы, это не наш случай. Молодые националисты сегодняшнего дня тяготеют к «мифу о новой нации», и в жертву этому мифу приносится решительно все, что на протяжении тысячи