С титаническим трудом, но я делал это и собирался делать до тех пор, пока Алана не переключилась бы на другого парня. А с её-то влюбчивостью это должно случиться довольно быстро. Однако теперь, после неожиданного звонка мегерки, я не уверен, что смогу держать себя в руках и не прижаться к ней в первую же секунду, как увижу. По крайней мере, не сегодня так точно.

Меня аж потряхивать начинает от предвкушения, когда я вхожу в кафе на десять минут позже, чем нужно было. И так же быстро отпускает, когда я не нахожу Веро́нику ни за одним столом.

Тоже опаздывает или уже психанула и ускакала домой? Чуйка подсказывает, что второе. Когда я описываю официанту её внешность и тот сразу схватывает, о ком идёт речь, моё предположение подтверждается – ушла, засранка. И десяти минут не подождала. Хотя по её тревожному голосу в трубке, который я прекрасно слышал, мне показалось, она хочет поговорить о чём-то важном. По пустякам она точно не звонила бы.

Но ладно. Сам, по сути, лопухнулся, опоздав. Но так как я уже настроился увидеть её красивую мордашку, отказываться от встречи с ней я не собираюсь. Адрес её дома я прекрасно помню. Он находится в пешей доступности от этого кафе, поэтому никакое такси я заказывать точно не буду. Хватит. Накатался на всю жизнь вперёд.

А вот когда я в последний раз гулял по родному городу – вопрос на засыпку. Не помню. До отъезда из Спрингфилда и после возвращения сюда я был прочно склеен со своей машиной. Хотя нет. Для меня Impala – не просто машина, а огромный сборник воспоминаний, связанных с отцом, и я никогда ни за какие деньги не продам её и не позволю кому-нибудь портить. Даже Веро́нике. Если попробует ещё раз нечто подобное учудить, я лично ей руки с корнями повырываю. Без сожалений. Но думаю, она и сама это по моим глазам в прошлый раз прочитала. Объяснять ничего не нужно будет. Да и не хочу я сегодня затрагивать эту болезненную для меня тему. Хочу просто увидеть мегерку, посмотреть в ясно-серые глаза, услышать ворчливый голос и вдохнуть очешуенный запах кожи, который ещё несколько дней после её ухода пропитывал всё моё постельное бельё.

С каждым шагом моё настроение неудержимо поднимается. И не только в моральном смысле, но и физическом. Я, бля*ь, после прощального минета Ланы так больше и не трахался. И этот факт, без сомнений, будет ещё больше усложнять мне задачу быть рядом с Веро́никой и держать свои ручонки при себе.

В мыслях я ещё на полпути до её дома ощупал девчонку во всех местах и непременно успел бы ещё и оттрахать во всевозможных позах, если бы какая-то суета впереди не вырвала меня из эротичных фантазий.

–Да прекрати наконец пищать, дура! Сейчас тебе будет хорошо! Очень-очень хорошо. Обещаю,– хриплый мужской голос раздражает всё моё нутро, а сцена в темноте, где трое смеющихся ублюдков сжимают со всех сторон беззащитную девчонку, словно поджигает фитиль, огонёк на котором стремительно бежит к взрывчатке.

–Не трогайте меня! Умоляю! Не трогайте! Нет, Морган!– скулит до боли знакомый голосок, и тот самый огонёк вмиг достигает цели, провоцируя ядерный взрыв.

Не в реальности. А внутри. Во мне. В каждой молекуле тела. Я буквально слышу, как подрывается атомный заряд злости, алой вспышкой ослепляя взор и превращая кровь в жидкую лаву.

Я не произношу ни единого слова перед атакой. И толком не улавливаю, как миную пару десятков метров до мразей и с разбегу налетаю на одного из них. На того, что стоял вплотную к Веро́нике и ощупывал её грудь своими гнилыми клешнями.

Убить! Уничтожить! Разорвать на части!

Сборным колоколом бомбят эти три желания, пока волна гнева поднимается у меня в груди и толкает всю имеющуюся во мне силу к кулакам, которыми я удар за ударом превращаю лицо уё*ка в кашу.

–Ты кто, бля*ь, такой?!– орёт некто за моей спиной, но я не оборачиваюсь, продолжая избивать их товарища так, как никогда в жизни никого не избивал.

Да что уж там. Я вообще, кроме Алекса в детстве, ни с кем не дрался. Всегда любил решать конфликты миролюбивым способом. Но не в этот раз! Убью его за то, что он собирался сделать с ней.

И наверняка бы убил, если бы две пары рук уже в следующий миг рывком не оттащили меня от распластавшегося на асфальте животного. И наверняка я бы не расслышал испуганные крики Веро́ники, если бы череда мощных ударов по лицу и корпусу не вырвали меня из яростного забвенья.

–Прекратите! Умоляю! Остановитесь! Я сейчас полицию вызову!– истошно вопит мегерка, и я окончательно прихожу в себя, осознавая, что один мудила удерживает меня сзади, а второй норовит в очередной раз заехать мне по скуле.

И у него получается. Да так, что от удара перед глазами всё двоиться начинает.

–Герой, бля*ь, нашёлся! Мы тебя сейчас быстренько уроем, за то что напал на Моргана, а потом то же самое и с девчонкой сотворим. Хотели по-нежному, но ты обеспечил ей жёсткую ночку,– цедит возле моего лица обдолбанное чмо, пока тот самый Морган, извергая из себя обильный поток мата, с трудом встаёт на ноги и надвигается на меня.

Я предпринимаю попытку вырваться из хватки, но увы, теперь сделать это ещё сложнее. Меня цепко удерживают двое, позволяя окровавленному торчку заехать мне по физиономии и рёбрам.

–Нет, парни, мы лучше у него на глазах с Веро́никой повеселимся, чтобы он в следующий раз думал, перед тем как лезть не в своё дело.

Я слышал, что слова могут бить сильнее кулаков. И сейчас на собственной шкуре ощутил. Дробит на ошмётки. Выкручивает изнутри. До отупляющей агонии. До новой пламенной вспышки злости. До мощного притока энергии, что вновь побуждает меня начать вырываться и получить за это новую порцию боли.

С каждым последующим ударом корпус всё больше начинает пульсировать огнём, а левая половина лица – неметь и истекать кровью. Но никакая физическая боль не сравнится с той, что я испытываю, когда вижу, как Веро́ника с криками нападает на избивающего меня урода и тут же получает от него по лицу, падая на асфальт и разбивая в кровь руки.

–Вот теперь ты точно подписал себе смертный приговор,– глухо рычу я, вырываясь как бешеный пёс с тяжёлой цепи.

И, сука, да! Победа! Одного из ушлёпков мне удаётся оттолкнуть от себя, а второму залепить локтем под дых и рвануть навстречу к Моргану. Да только страх мгновенно простреливает тело, воспламеняя все рецепторы, когда я замечаю острие ножа возле горла Веро́ники.

–Сделаешь ещё хоть шаг, и спасать уже будет некого,– удерживая плачущую мегерку за волосы, мерзко протягивает чмо возле ещё щеки.

Я замираю вслед за своим сердцем, ногами прирастаю к земле, позволяя двум другим уродам подлететь сзади и нанести несколько ударов по голове и спине. На сей раз настолько мощных, что я складываюсь пополам, падаю на колени и едва не отключаюсь. Лишь только её крики, слёзы и жалобные просьбы не трогать меня помогают не потерять сознание. И также возненавидеть себя. За слабость. За неспособность ей помочь. За отсутствие возможности уберечь её от гондонов, которым место за решёткой.