Выведенная из себя, она поднялась и подошла к ним вплотную.

— Как вам не стыдно! Вы же… — она не договорила. Красавчик, не меняя позы, зло скривив губы, с силой кинул ей в лицо горсть семечек.

Вера Николаевна, не раздумывая, ударила его наотмашь ладонью по щеке.

— Наглец! — только и успела она сказать и тут же почувствовала острую боль в щиколотке: кто-то из парней ударил ее по ноге, и она, сморщившись, закрыла глаза, попятилась назад и опустилась на скамейку, выронив из рук коробку с тортом. Парни, как ни в чем не бывало, продолжали плевать на нее шелуху.

— Вам это не пройдет, не пройдет… Я вас найду, — гневно крикнула Вера Николаевна. Она нагнулась, чтобы поднять торт, но Рыжий успел его схватить первым.

— Не тронь! — крикнула она и, поднявшись, превозмогая боль, схватила за бечевку и дернула ее к себе. Но Рыжий не отпускал и, ощерив рот, смеялся. Вересова снова потянула к себе — бечевка соскочила, и торт упал на землю. Красавчик вдруг подпрыгнул и подфутболил коробку — торт разлетелся, заляпав розовато-белой мякотью стены, скамейки, платье Веры Николаевны.

Наконец показался автобус, идущий в город, и парни побежали к нему, но Красавчик неожиданно вырвался из рук приятелей и, вернувшись к Вере Николаевне, произнеся: «Мадам, позвольте вернуть вам долг», больно ударил ее по щеке, тут же повернулся и уже чуть ли не на ходу вскочил в автобус.

Ошеломленная этой дикой выходкой, Вера Николаевна стояла некоторое время без движения, прикрыв лицо рукой. Показался другой автобус, и она, будто очнувшись, стала торопливо смахивать с себя шелуху, очищать платье и сумку от остатков торта и, не сдержав обиды, посмотрела на мужчину с корзиной.

— Неужели вам не стыдно? Ведь вам бы только вступиться, и мы бы их проучили тут.

— А-а-а, — махнул он рукой. — Стыдно, стыдно… А чего ты добилась, связавшись с ними? А у меня тут две сотни яиц, — он бережно похлопал по корзинке и вошел в автобус.

Все эти дни Вересова мучилась желанием во что бы то ни стало найти этих парней. И вот — пожалуйста, как говорится, на ловца и зверь бежит — Красавчик был перед ней.

Она еще раз посмотрела на фотографию, на куртку, более внимательно оглядела обстановку комнаты.

Подойдя к кровати, смотрела на своего пациента, не скрывая ненависти, не зная, как ей поступить лучше.

Он лежал с закрытыми глазами, веки и губы его мелко дрожали, и Вера Николаевна не сомневалась теперь, что он давно ее узнал и ему было стыдно смотреть ей в глаза, а скорее всего он просто трусил, боялся, зная, что она теперь рассчитается с ним сполна.

— Это ты был прошлый раз на автобусной остановке? — спросила она негромко и сухо, дав понять, что узнала его.

Он будто не слышал ее слов и продолжал лежать, не шевелясь.

Вера Николаевна только теперь догадалась, почему она не узнала его сразу. Лицо его заросло, и фатоватые усики были почти незаметны. Да к тому же она не могла просто подумать об этом, находясь в этой квартире. Как-то однажды она слышала от Людмилы Сергеевны, что младший сын у них не очень хороший, но все-таки не представляла себе, что можно опуститься до такой степени.

— Это ты был там, на автобусной остановке? — не меняя тона, повторила она свой вопрос. Но он только плотнее сжал губы и прикрыл глаза рукой. Ей хотелось сейчас крикнуть на него, схватить его за руку, но она сдержала себя.

— Не стоит больше притворяться. Ты же такой смелый был там… Теперь, я думаю, мы до конца выясним наши отношения… Поправляйся.

Она хотела уйти, но в этот момент парень вдруг пронзительно и визгливо закричал: «А-а-а…» — и заколотился на кровати, закрыв лицо руками.

В комнату вбежала испуганная мать.

— Уходите, уходите! А-а-а… что вам тут надо? — кричал он во весь голос.

— Толик, Толик, милый, что это с тобой, — успокаивала его мать, стараясь схватить за руки. — Доктор, что с ним произошло?

— Ничего. Дайте ему двадцать капель валерьянки и димедрол. Потом он все расскажет сам.

Вера Николаевна взяла со стола свои принадлежности и молча вышла, вслед за ней вышла и мать. В зале стоял Сунаев, встревоженный криком сына.

— Что такое там? Что случилось, Вера Николаевна?

— Ничего опасного в его состоянии нет. Пусть пьет аллохол, а завтра может вставать. И еще нужно воздержание от острого, и спиртного. Все остальное он пусть расскажет сам.

— Простите, но я вас совершенно не понимаю. Может быть, все-таки объясните, в чем дело?

— Если он сам не скажет, то объяснят вам в милиции. Если надо, то позвоните — и подъедет другой врач, но ему нужно другое лечение.

— Не понимаю. Ничего решительно не понимаю, — уже с нотками возмущения произнес Сунаев, а сын, словно догадываясь, о чем у них идет речь, или слыша их разговор, снова заохал и закатил истерику. Мать тут же метнулась к нему, а Вера Николаевна, сухо взглянув на Сунаева, который стоял с разведенными в стороны руками, со сдержанным спокойствием произнесла:

— Истерика эта наигранная, фальшивая. Постарайтесь, чтобы он сам все рассказал, если у него хватит мужества. До свидания. — Она быстро прошла в переднюю, сняла с вешалки плащ, открыла дверь, опередив Сунаева, который хотел сам это сделать, и почти бегом стала спускаться по лестнице.

Не успела Вересова приехать в поликлинику и войти в свой кабинет, как в него тут же вкатилась главный врач Екатерина Афанасьевна — низенькая, очень полная, но шустрая и подвижная женщина.

— Что у вас там произошло, Вера Николаевна? — прямо с порога произнесла она, плотно прикрыв за собой дверь. — Пока вы ехали сюда, Сунаевы не раз звонили. Последний раз звонил сам и говорит, что он этого так не оставит, что уездные лекари были вежливее.

— Ничего там не произошло, — ответила Вересова, неподвижно сидевшая за столом и отчужденно смотревшая в сторону.

— Как это ничего? Как это ничего? Это так не похоже на вас. Сына Сунаева увезли на скорой в больницу.

Вера Николаевна открыла сумку, вынула платок и комкала его в руках, не выражая ни удивления, ни тревоги.

— Ерунда, — негромко проговорила она. — Он вполне здоров. Я вам, Екатерина Афанасьевна, рассказывала о случае у автобусной остановки…

— Ну и что, что рассказывали, — почти крикнула главврач, возмущенная, видимо, тем, что Вересова никак не реагировала ни на ее тон, ни на ее сообщение о том, что сына Сунаева увезли на скорой. Лицо у нее стало пунцовым, как