Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Классика » Нежный лед - Вера Мелехова

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 90
Перейти на страницу:
пассажирский – зеленый. Эстер на лифты не обернулась, смотрела на собеседницу. На странный, красивый и одновременно пугающий профиль приветливого сладкоголосого скелета.

– Меня Эстер зовут. Я тут тест проходила. Мужа жду.

– Нонна. – Девушка протянула скелетную кисть с невероятно длинными и невероятно холодными пальцами.

Эстер аж вздрогнула. Со смертью своей знакомится?

– Простите, я знаю, что… у меня очень холодные руки…

Она опустила ресницы, губы задрожали. Она даже не отвернулась. Из-под ресниц стала медленно сочиться влага.

Эстер резко встала и крепко обняла птичьи косточки этих плеч, прижала к животу этот череп, обрамленный завитой и благоухающей гривой роскошных каштановых волос. Господи, горе какое!

Имя и фамилия этого горя были – Нонна Рекс. Красиво, будто имя заграничной актрисы. Грета Гарбо! Марлен Дитрих! Нонна Рекс! Из-за анорексии почти все друзья, хотя у нее практически и нет друзей, зовут Нонну Анарекс. Это ее имя и фамилия, произнесенные одним словом, с проглоченным первым «н». Нонна Рекс – Анарекс. Они не дразнят, они шутят. Нонна не обижается. Характер у нее легкий, как ее невесомые косточки. Крылышками взмахнула и улетела подальше от всех и всяческих обид легкой, красивой, изящной бабочкой…

Глава 134

Выросла Нонна с мамой и отчимом. Мама – библиотекарь, милейшая женщина. Отчим – хороший русский художник, искренне считавший свою бесспорную этническую русскость художественным достоинством своих полотен. Одним из многих достоинств.

Рекс – фамилия англосаксонская, фамилия биологического отца Нонны, которого она никогда не знала. Он погиб во время беременности матери. Нонна считает, что он был исключительно талантливым, но, к сожалению, непонятым художником.

Количественно художник Рекс успел сделать очень немного: он погиб, когда ему не исполнилось и двадцати четырех. В пьяной драке. Подрался с танцовщиком Большого театра.

На полотнах Михаила Рекса, так его звали, доминировали женские анорексичные образы исключительной красоты. Отчим Нонны, тоже Михаил, Михаил Язенский, ревновал жену к первому мужу. О героинях полотен Рекса он говорил не «исключительной красоты», а «исключительной красивости». Слово похожее и вроде бы смысл один, но подтекст для живописца оскорбительный. Отчим – хороший человек, бог ему судья за его злобу.

Женские фигуры Михаила Рекса – гордые и самодостаточные, как кариатиды афинского Акрополя. Нонна всегда, с детства, ощущала отцовских кариатид живыми существами. Их пропорции безупречны, хоть и не вполне естественны. Облачены они в яркие широкие и полупрозрачные, но целомудренные одеяния. Нонна еще в детстве догадалась: это не платья, это крылья. Крылья ярких и счастливых… летних бабочек!

Годы спустя химеричные кариатиды Михаила Рекса, его спорные, но прекрасные бабочки, будут стоить его дочери не сезонного насекомого блаженства, а безвозвратного женского счастья. Дочь превратится в бабочку-анорексичку.

Этого, кажется, невозможно было избежать. Фамилия – Рекс. А-но-рек-си-я. Все предначертано. И врачу в психоневрологическом отделении монреальского Еврейского госпиталя Нонна, искренне желая вылечиться, будет повторять и повторять, что чувствует себя именно бабочкой. Бабочкой, которой непременно нужно вылететь из кокона – толстого слоя человечьего жира. Жиром этим, как тяжелым дурманом, окутаны, за редкими исключениями, почти все женские тела. А Нонна хочет свободы от жира!

Она получила свободу от брака, при венчании обещавшего быть благополучным и прочным. Не выдержал муж рывков слабой бабочки из телесного кокона. Хоть и француз. Не настоящий – квебекуа.

Подробно рассказать об утраченном муже, журналисте крупнейшей в Квебеке франкоязычной газеты, Нонна не успела: приехал муж Эстер. Обменялись телефонами и разошлись.

И Нонна стала звонить. Часто. Исповедоваться.

Эстер понимала, что эта девушка – опасная пассажирка. Она будет изливать душу долго и подробно, пока ее не остановят. Понимала, но не гнала от себя вампирствующую бабочку, слушала.

Есть такая порода женщин, которые восстанавливают психическое и эмоциональное равновесие, разговаривая. Они анализируют ту или иную ситуацию своей жизни, описывая ее словами. Можно к психологу за этим ходить и деньги ему платить. Можно с подружкой самообслуживаться бесплатно. Эстер тоже была из болтливых.

Однажды, недели через две после знакомства, когда Эстер Нонну уже почти удочерила, только что денег на жизнь ей не давала, а в остальном – полный патронаж, Нонна позвонила старшей подруге в девять утра. Старики обычно рано встают, рассудила она, казалось бы, резонно. Услышав заспанный и едва узнаваемый голос, испугалась и хотела бросить трубку.

– Нонка, ты, что ль? – проскрежетала Эстер и закашлялась.

Нонна дождалась конца бронхиального кошмара и честно призналась:

– Я. Простите, что разбудила.

– Да, разбудила… Может, и хорошо. Опять мне птица снилась, спасу никакого нет!

И Эстер рассказала сон.

Чайка стучится коричневым клювом в ее окно. Клюв многоцветный, с прожилками, как мрамор или гнилой зуб. Разбивает чайка стекло, влетает в комнату, садится на старый телевизор и превращается в орла, а потом в лебедя. И лебедь этот уже вовсе не лебедь, а женщина. Давняя знакомая, которую Эстер потеряла из вида, она в Калгари уехала. Лет пятнадцать назад.

– Слушай, Нонка, а может, ты мне поможешь? Ты ж молодая, в компьютерных делах лучше моего понимаешь. Поставь объявление… где надо. Разыщи мне в Калгари женщину по имени Нина Ив. Пожалуйста, сделай одолжение!

– Так нет ее… – растерянно проговорила Нонна. – Она умерла давно. Ее звали Нина Чайка. Она фамилию еще в Монреале поменяла перед отъездом.

– А… – Эстер поднялась в постели на локтях, словно позой могла выразить скорбь по поводу смерти Нины и свое ей почтение. – Ах! Вот оно что…

Глава 135

«А я думала, что с ума схожу, думала, маразм по мою душу…»

Эстер плюхнулась на высокую, полувековой давности тяжелую подушку.

Не подушка – перина. Фундаментальная, плотная, потная. В Канаде таких не держат – с Европы привезла, со Львова еще. Вот же почему Эстер все чайки темноклювые снились! Нинушка-горюшко помощи просит…

– Алё! Алё, Эстер? Вы в порядке? – В телефоне лоснился атласом, бесновался, трепетал и уже наполнялся слезами прекрасный голос Нонны.

Красивее голоса Эстер за все свои «условные семьдесят с гаком» не слыхала.

– Да, девочка, я окей, – скрипнула в ответ. – Когда Нина померла?

– В феврале… На весь мир передавали… Мать умерла, а сын в это время чемпионом мира стал… На самом деле Элайнин сын – Майкл Чайка. А Элайна сразу сорвалась и в Калгари уехала. К богатому сыну.

– Почему Чайка?

– Фамилия у них такая. Элайниной матери – девичья. Они получились Нина Чайка и Майкл Чайка.

– А Элайна?

– Про Элайну не знаю. Может, тоже фамилию поменяла, только зачем ей?

– А Нине зачем?

– Ну… от злости, может. От Элайны отмежеваться…

– Откуда ты Элайну знаешь?

– Я?! – почти радостно воскликнула Нонка, тут же спохватилась, как воспитанный человек, вздохнула.

Хлебнула водички из бутылки с сосочкой для велосипедистов. Очень удобно: количество потребляемой в сутки жидкости под полным контролем. И начала рассказ.

Году, кажется, в 99-м случайно в баре Нонна познакомилась с русской толстушкой, великолепно говорившей по-французски. Оказалось, что в хорошем толстушкином французском ничего удивительного нет. Хороший русский – вот что и удивительно, и достойно похвалы. Родилась-то она в Монреале – дочь беженки из Советского Союза. Звали ее Элайной.

В жизни Элайны завершался какой-то страшный катаклизм, она разругалась с мамой, мама забрала Элайниного трехлетнего сына и увезла в Калгари. Навсегда. Даже фамилию поменяла, чтоб у мальчика с его реальной матерью ничего общего в документах не было. Чтоб он забыл о ее существовании. Чтоб бабушку мамой считал.

Один раз Элайна к ним в Калгари съездила, но вскоре вернулась. С матерью двух дней, не ругаясь, прожить невозможно.

По свежим следам Элайна все время норовила Нонне душу изливать. Как ни встретятся, сразу исповедоваться начинала. И все одно и то же говорила, но Нонна терпеливая: слушала, утешала, как могла.

Были они абсолютными противоположностями. Даже внешне. Элайна – толстая «корова», бойфренд так ее и звал, она откликалась. А Нонна – невесомая бабочка! Элайна – неудачливая, незамужняя, пьющая. А Нонна – жена блистательного журналиста, бывает с ним на приемах и пресс-конференциях.

Дочь художника и сама почти искусствовед, всю жизнь изучала историю живописи, Нонна обладает художественным вкусом. Это в первую очередь отражается в ее манере

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 90
Перейти на страницу:

Еще книги автора «Вера Мелехова»: