Шрифт:
Закладка:
Ни слова не говоря, не оглядываясь ни на Синчаука, ни на Кавадиса, Флора шагнула на лед в маленьких сапожках на большой платформе. Шла уверенно, изящно. Майкл, видя ее намерение, с середины катка, где закончил программу, размашисто скользнул навстречу. Она протянула к его голове теплые ладони, сверкнула лаком ногтей, брильянтами колец. Дорогие духи обняли Майкла облаком ее мира – мира неспешной роскоши, мира, в котором забот нет и быть не может.
Флора пригнула голову Майкла к себе, поднялась на цыпочки, что на ее платформе было трудно и требовало ловкости, и поцеловала Майкла в мокрый от пота лоб. Он просиял, она скривилась:
– Фу, соленый!
Флора взяла Майкла под руку. Они направились к бортику вместе. Несколько шагов навстречу судьбе в лице Криса Синчаука.
Синчаук улыбнулся:
– Может, вам вместе в парном катании выступать? – Он даже шутил!
Клаудио не понимал, что происходит. Неужели они довольны? Этого быть не может: они должны спросить о квадруплах Чайки. Именно сейчас Клаудио планировал рассказать Синчауку про доклад Макарова, про «небесную лонжу», без которой немыслимы ни квадруплы Чайки, ни его легендарные полеты.
– Большое спасибо, господа. Извините, у меня не осталось ни минуты, я должен ехать. Мы поговорим позже. Флора, вы едете?
Они ушли вместе – на одно заседание спешили.
О музыке ни Синчаук, ни Флора даже слова не сказали. Какая, право, мелочь: Хачатурян так Хачатурян. Дело не в музыке, дело в полетах, которых ждали и которых нет. Фигурист Чайка более не прыгает квадруплов Чайки?
Они предчувствовали это. Оба.
Глава 141
Флора засомневалась в том, что Майкл прыгает квадруплы Чайки, еще в апреле. После его первого же выхода на лед. Настучала симпатичная русская тренерша, врагиня Ларисы Рабин и Клаудио Кавадиса. В том, что русские тренеры враждуют (их в Cannadian Skating Union немало), ничего удивительного нет. Они же делят один кусок пирога! В любой другой общине точно такая же ситуация. Врагиня Ларисы оказалось и умней, и расторопней, чего можно было ожидать. Она сделала видеосъемку первой после чемпионата апрельской тренировки Майкла Чайки. Мобильным телефоном сняла, мгновенно смекнув, что на льду «другой Майкл Чайка».
Те пятнадцать минут, после которых Кавадис увел Чайку с арены, вот они.
Это не бог весть как этично – снимать тренировку не твоего ученика, но враг на то и враг, чтобы с этикой не считаться. Сама Флора так никогда в жизни не поступила бы. Но видеофайл просмотрела. Возле большого зеркала в банкетном зале отеля «Шератон», где альбертское отделение Canadian Skating Union, как всегда в начале мая, мирно и широко праздновало окончание очередного спортивного сезона. Флора подошла к зеркалу причесаться, а отошла с тяжелой занозой в душе. Забыв причесаться. Со стороны могло показаться, что одна дама, приятная во всех отношениях, показывает другой, столь же приятной даме забавные фотографии любимой собачки.
А потом Майкл отказался поехать на ледовое шоу в Детройт. Его пригласили на престижную арену, чтобы выступить среди других звезд фигурного катания США и Канады. Подобное приглашение – дело совершенно обычное, рутинное. Не рутинными были только фантастически высокий гонорар за само выступление и дополнительно вдвое больший гонорар за мастер-класс, который Майклу предлагалось провести.
А потом Клаудио наотрез отказывался допустить Флору для мониторинга ночной тренировки. Флора очень хотела видеть Майкла на льду, ей это было совершенно необходимо и как куратору от Skating Union, и просто по-человечески. Клаудио отказал, секретничал. Что это могло означать, кроме того, что «летучий канадец» перестал был летучим, утратил внезапно прорезавшуюся и столь же внезапно растворившуюся прыгучесть?
Ни о своих догадках, ни об апрельском видео, показанном ей под большим секретом, Флора никому не сказала ни слова. На все вопросы Синчаука отвечала, что так же, как и он, теряется в догадках. Хоть и не полная, но это была правда.
Синчаук был начальником Флоры, но подчиненным Турасавы.
Обсуждая с ним странное поведения «их драгоценной жемчужины» – так поэтически Турасава звал Майкла Чайку, – он честно сказал, что совсем не уверен в том, что именно Майкл Чайка будет представлять Канаду на Олимпиаде в России. Если бы чудеса Чайки были его рутиной, он бы их повторял и повторял. А он скрипит и тужится, прикрывается трауром, эмоциональным срывом. Брехня все это. Просто он больше не способен на чудеса.
Турасава не хотел верить, хватался за соломинку надежды, хотя он вовсе не тонул. Все у него было бы в полном порядке, даже если бы фигурист Чайка вообще никогда не рождался на свет. Турасаве было и удобнее, и выгоднее тянуть время, делать вид, что у Майкла Чайки дела идут лучше некуда, что «летучий канадец», выпестованный в Canadian Skating Union под руководством Акара Турасавы, навсегда останется таким же символом Канады, как Ниагарский водопад!
Для Криса Синчаука поведение Турасавы было загадкой. Дурак он, что ли? Оказалось самое неожиданное: он дример. От слова «dream» – мечта.
В тот период, когда Турасаву награждали и многократно принимали на самом-самом канадском верху (в связи с победой Чайки), в порыве эйфории, рассказывая о том, как его там, на Парламентском холме, чествуют, Турасава случайно признался Крису, что в юности писал стихи. Хорошие. По-японски.
Почему в этом надо было признаваться, словно в какой-то полуприличной детской слабости… вроде недержания мочи во сне? Разве в этом можно было усмотреть хоть что-нибудь постыдное? Конечно нет! Но Турасава стеснялся, и Синчаук его в этом понимал. Он бы тоже стеснялся.
Глава 142
Канада. Оттава
Сказать, что Акар Турасава стеснялся своей поэтической одаренности, значит, не сказать ничего. Тура-сава хотел, чтобы весь мир знал, как же сильно он стесняется своей поэтической одаренности! Это был камуфляж, подсадная уточка. Столь же гениальная и поэтичная, как светлая душа Акара. По-настоящему Акар стеснялся совсем другого – того, как и почему он был женат.
А женат он был счастливо, но без секса. Жена моложе его на пятнадцать лет. Изящная, в смысле не толстая, блондинка, происходящая из исключительно богатой чешско-австрийской семьи. Акар женился на ней по сватовству, когда стало уже совершенно неприлично оставаться холостяком. Это могло уже повредить его карьере. Он вовремя спохватился.
Двоюродная сестра – бездетная славная Марика – познакомила Акара с доброй и по-своему несчастной семьей. Денег у них было много, а счастья – мало.
Три дочери, три сестры. Старшая и красива, и умна. Средняя так себе, ее умственная слабость не сразу бросается в глаза, а третья, младшенькая… Печальная картина. Самое забавное, что мозгами она, младшая, почти нормальна. В шахматы хорошо играет.
Все девочки получили пристойное образование. Старшая все осилила сама, младших вытянули на буксирах. Раз есть деньги, значит, есть и репетиторы, и неограниченные возможности научить своих зайчиков спички зажигать и на барабанах играть. Все три зайчонка имели не просто университетские дипломы, а степень магистра. В сфере бизнеса и менеджмента.
Родители трех сестер еще живы. Оба. Отцу за девяносто, мать на восемнадцать лет моложе. Они все еще живут не в доме престарелых для богатых, где односпальная крошечная квартирка – четыре тысячи в месяц, плюс еще две с половиной за питание и спецуход, – а в своем старом громадном доме в торонтском Форест Хилле. С кошечками, собачками, птичками, рыбками и хомячками, дислоцированными в разных, чуть не герметически один от другого отделяемых отсеках дома.
Раньше у стариков жили только кошечки и собачки. Птички, рыбки и хомячки появились, когда отцу перевалило за восемьдесят. Началась медленная, но жестокая деменция, из-за которой кроме постоянно проживавшей со стариками прислуги филиппинки пришлось взять еще и приходящую медсестру, имеющую опыт работы с ментально неблагополучными пожилыми людьми.
То, что явно выраженная мозговая слабость дочерей унаследована ими от отца, а не от матери, никогда не было ни для кого секретом. Мать, бедняжка, всю жизнь свою с ним промучилась. Но, отдать ему должное,
