спадающий на бедра, и плотный, связанный из серо-коричневой пряжи жакет-раскидайка. Жакетик стоил полторы тысячи. Видимо, ручная работа. Воротник логично переходит в очень удобные длинные шарфы, по длине совпадающие с полами жакета. Сказка! Есть куда спрятать полувековую шею. Флора усмехнулась. Из огромного драгоценного зеркала в тяжелейшей бронзовой раме – украшение ее гостиной – на нее смотрела стройная девушка, удивительно пропорциональная. Ах, как бесконечно мудра природа! Флора даже засмеялась вслух. Как бесконечно мудра природа: когда у женщины прибавляется морщин, у нее – по возрасту – убавляется зрения. И женщина половины морщин в упор не видит, что исключительно благотворно сказывается на ментальном здоровье пациентки.

Флора застегнула сапожки на изрядной молодежной платформе, влезла в невесомое нейлоновое пальто, купленное две зимы назад в Лондоне, незаменимое, теплое, всесезонное и гениальное. По длине пальто счастливо совпало с жакетом.

В гараже у Флоры зеркальная дверь. Когда выходит из высокого таунхауса в свой обширный – на две машины – гараж и закрывает, сберегая тепло, дверь, на обратной стороне этой последней двери она снова видит себя.

«М-да…» – подумала Флора и выехала из гаража. Упрекнуть себя ей было не в чем.

…Неделю назад они говорили с Клаудио Кавадисом по телефону.

Он позвонил, звонок был долгожданным, и сначала Флора обрадовалась. Ее голос, как всегда от внезапной радости, зазвучал излишне ласково, доверительно. И русский тренер, видимо растроганный и завороженный этой ее интонацией, не он первый, как маленький мальчик, взял и выложил доброй тете свой замысел, свою военную хитрость. Напрасно.

Флора ответила на происки Клаудио именно так, как должна была ответить. Флоре не в чем себя упрекнуть, но она все упрекала и упрекала. Ехала и упрекала. И все крутила в памяти свою формально вполне вежливую фразу: «Я не могу принять ваших условий, Клаудио. Вы ставите меня в неловкое положение. Извините».

Просьба Клаудио заключалась в том, чтобы Флора заранее подготовила Синчаука и Турасаву к известию о «новом Майкле Чайке». Окей. Хочешь, чтоб я их заранее к чему-то подготовила? Покажи мне это «что-то».

– Нет, – вздохнул Клаудио. – Это выведет Майкла из равновесия, и он потом не сможет произвести должного впечатления на Синчаука. Флора, я обращаюсь к вам как к умной женщине…

Он звонил Флоре на мобильный, она сидела в парикмахерском кресле, телефон был поставлен на громкую связь, и милейшая парикмахерша Линор, с которой Флору познакомила жена Синчаука, слушала с любопытством. К ней тоже иногда обращались как к умной женщине. Обычно это не предвещало ничего хорошего.

– Флора, квадруплы Майкла стали иными неспроста. Неподготовленного человека причины могут шокировать. Мужчины в этих вопросах большие скептики, чем женщины. Поэтому я к вам и обращаюсь…

Клаудио нес околесицу. Флора не выдержала:

– Клаудио, говорите, пожалуйста, по существу.

Линор стала работать медленнее.

– Флора, еще в марте мне звонили из Москвы. В Российском союзе фигуристов был заслушан доклад психолога Макарова о прыжках Майкла. Там паранормальные явления задействованы! Называется «небесная лонжа». Макаров – гипнотизер, считайте, что злой волшебник. В августе он прилетал на «Дикий цветок» и загипнотизировал Ларису Рабин. Она ему под гипнозом свой телефон отдала. И на Майкла гипнотически напал… Когда Майкл в судейском президиуме сидел… Помните, он еще уснул тогда? Прямо за столом, помните? Представьте, с какого он расстояния работает! Ни Синчауку, ни Турасаве я всего этого сказать не смогу. Только вам… Женщины к подобным вещам чувствительней. Но вы, пожалуйста, пока держите это в секрете, раньше времени их не шокируйте…

Бедняжка Линор замерла с ножницами в руках, внимательно и изумленно глядя на Флорино отражение в зеркале. Флора была вынуждена остановить «бурлящий поток чужого сознания»:

– Я не могу принять ваших условий, Клаудио. Вы ставите меня в неловкое положение. Извините.

И дала отбой, перейдя на детальные обсуждения ситуации теперь уже с Линор – простодушной, не скрывающей любопытства, спрашивающей в лоб.

«Вы сделали мой день!» – могла бы сказать Линор, когда Флора уходила. Не сказала, подумала только. Флора тоже об этом подумала. С грустью.

Теперь Линор будет, как инфекцию, пересаживать сплетню с одной подстригаемой головы на другую, пока разбухший подробностями колобок не докатится сначала до жены Криса Синчаука и немедленно после этого до его собственных «высоких ушей». Хорошо еще, что других свидетелей не было: Линор работает дома. В ее громадном дворце с пятью спальнями оборудован уютный маленький парикмахерский салончик на одно кресло.

Вечером Флора Кавадису перезвонила. Ни о русском гипнотизере, ни о паранормальной «небесной лонже» он больше не сказал ни слова: стыдился. Флора не оправдала его ожиданий – не оказалась женщиной в должной мере «умной».

Но разговор шел по прежнему сценарию. Клаудио просил Флору «подготовить» Синчаука к тому, что прыжки Майкла не те, что были на чемпионате. Флора вежливо просила показать ей «нового Майкла». Она должна видеть эти прыжки до того, как станет «готовить» Синчаука и Турасаву. Должна же она знать, к чему их подготавливает!

Клаудио на предварительный показ не соглашался. Предварительного показа быть не может. Только совместный.

– На это есть серьезнейшие причины! – Клаудио почти кричал. – Я, Флора, не сумасшедший!

«Я тоже», – подумала Флора.

Глава 140

Она подъехала не в десять, а в десять двадцать. Синчаук пришел на полчаса раньше. Итого – ровно пятьдесят минут они маялись на катке втроем: Майкл Чайка – «летучий канадец», звезда и надежда канадского спорта, Клаудио Кавадис – тренер и хореограф вышеозначенной звезды, Крис Синчаук – директор программ, глава альбертского провинциального отделения Canadian Skating Union.

Первые полчаса прошли относительно ровно. Синчаук попросил начать. Без Флоры. Кавадис категорически отказался. Его право. Синчаук вышел на улицу, уселся в «форд» неприличного для мужчины вишнево-красного цвета – взял машину жены, своя в ремонте – и погрузился в дела: звонил, разбирал завалы личной электронной почты, служебная всегда была в идеальном порядке. Злился. Его что, специально злят? С другой стороны, кто ж его просил раньше приезжать? Стечение обстоятельств, хотел после показа кое-куда успеть, из-за упрямого Кавадиса не успеет…

С десяти до десяти двадцати сидел на принесенном Кавадисом пластмассовом стуле, слушал гудение неоновых ламп. Теперь у него крали время совершенно откровенно. Чайка и Кавадис не виноваты, они-то на месте, но что себе позволяет Флора Шелдон?! С ума сбрендила? В аварию попала?

Флора вбежала на высоченной платформе, в молодежном пальтишке, с молодежной сумочкой через плечо, защищаясь лучезарной улыбкой.

– О, простите, господа! – Она запыхалась: бежала с парковки. – Я очень виновата. Я…

– Окей. Все в порядке, Флора, – улыбнулся Крис, улыбнулся ей одной, ни в коем случае не Кавадису с Чайкой. – Начинаем?

Это уже относилось к ним.

Майкл встал посередине арены. Если бы он был верующим, он бы перекрестился, но мать его этому не учила. Майкл сжал скулы. Сейчас Клаудио нажмет кнопку обыкновенного бытового магнитофона, и Майкл начнет.

Он уже не боялся. Тренироваться больше, чем он тренировался этот последний перед показом месяц, было невозможно. А квадруплы, которые он заработал, харкая кровью, голодая и скрывая правду, он сам ценил больше, чем даром давшиеся квадруплы Чайки, которые вознесли его на спортивный олимп… Майкл чувствовал, что сейчас он прав. Тогда, в день смерти матери, он был молокососом и дураком, мальчишкой-хамом, взятым на чемпионат из милости. Сегодня он действительно атлет. Не в английском – спортсмен, а именно в русском понимании слова. Сегодня он в мужском одиночном не по признаку пола, а по праву мастера.

Клаудио нажал клавишу.

Майкл начал, он катал новую программу. Выполнил три квадрупла – так, как они с Клаудио планировали. Не упал, приземлил каждый, чуть пошатнувшись. Кривоватые, но четыре ротации… Выполнил все остальные элементы до единого. В том порядке и с теми связками, как они с Клаудио планировали. И ни одного квадрупла Чайки. Без «небесной лонжи» выполнить их невозможно.

Музыка закончилась. Стало тихо, будто арена пуста, будто здесь ни души. Лишь лампы гудят под потолком.

«У него громко болело сердце», – подумал о себе Клаудио. Вчера перед сном, чтобы успокоиться, открыл наугад «Петра Первого», книгу любимую, читанную вдоль и поперек. Юный Петр смотрит на свою