Шрифт:
Закладка:
Что произошло на чемпионате мира в Калгари? Нечто, чего в официальном документе никак не отобразишь. Не принято такими категориями всерьез оперировать. Та же Карцева, умная, ушлая и по большому счету союзница, после первого импульса (искреннего отклика во время макаровского доклада) в очной ставке с руководством Союза фигуристов России мгновенно от своей позиции отказалась. Макаров опять остался один.
Яшвин, тренер Паши Бачурина на текущий момент, и вовсе с самого начала морду воротит, согласия с доводами Макарова никак не выражает. Ну и пес с тобой, старый дурак! Григорий Александрович Макаров принят на самом олимпе российского спортивного мира. И там, на олимпе, он, как юный пионер Советского Союза, дал торжественное обещание сделать все, что в его силах, чтобы ни «летучий канадец» Майкл Чайка, ни кто-либо другой не увел у Паши золото Олимпиады. Яшвин к макаровскому обещанию ни малейшего отношения не имеет. Вот он ходит рядом с Пашей. Пристроился… Сам бы, наверное, не сообразил Пашу на недостроенную арену послать. Хотя… Сообразил бы, конечно, Яшвин тренер чуткий, человек умный. Но до макаровского могущества – от слова «маг»! – ему далеко. Как до Марса.
Делегацию позвали обедать. Чиновники и спортсмены, сверкая шлемами безопасности в свете мощнейших строительных ламп, столпились у выхода.
– Григорий Александры-ы-ы-ыч! Мака-а-а-а-ров!
Карцева кричит. Обедать зовет. Что-то сказать хочет? Что-то здесь в недостроенном Колизее надумала? Макаров энергично и отрицательно замахал руками. Идите, мол. Идите без меня. Я тут останусь.
– Макаро-ов! – Гулкое эхо разносит молодые счастливые голоса. Это Карцева своих питомцев-парников поорать сгоношила. Не отвяжешься от нее…
– Не-ет! – гаркнул он.
Смех и оживление в маленькой толпе, слегка шокированной его командирской резкостью. Ушли. Приятного всем аппетита. Григорий Александрович может и поработать.
Глава 129
Он один в кратере. Любопытно, как у древних возникла идея амфитеатра? Заглянули во чрево уснувшего вулкана и восхитились идеей? Наверное… Идея блистательна: всех по кругу. Равноудаленность – следствие центробежного разврата.
Герой на котурнах закрывает лицо маской. Кричит, поет, манипулирует сознанием равноудаленных, а те и рады. Смеются, плачут. Им кажется, что они мыслят. Марионетки, равноудаленные от истины, которая всегда посередине. В центре.
Макаров закрыл глаза. Представил себе Пашу Бачурина в российской олимпийской форме. Здесь, в этой точке пространства. В центре… Трибуны бушуют, Пашино лицо, Пашины глаза…
Звонок мобильного.
– Мишенька?
– Какой, к черту, Мишенька?!
– Простите. Я номером ошиблась.
Номером ошиблась… Мишеньку ей подавай! Случайность, конечно, но случайность – псевдоним Бога. Этот звонок не про Чайку ли проклятого подсказка? Он же Майкл. Мать, наверное, Мишенькой звала?
Ну и Чайка, ну и сукин сын – не уходит из макаровских мыслей. И все тут. В том факте, что не уходит, мистики нет. Мистика – в «небесной лонже». Просто шаровая молния какая-то! Все видели, никто не понимает.
Макаров глубоко и сосредоточенно вздохнул. Снова закрыл глаза. Чуть покачнулся. Или показалось, что покачнулся? Медленно вынул руки из карманов пальто. И физический, и душевный баланс восстановлены полностью. Можно спокойно думать. Здесь. В центре. Посередине. Здесь обитает истина. Здесь должно хорошо думаться. Итак…
Мать фигуриста, точнее, не мать, а бабушка, которую Чайка искренне считал матерью, умерла в те самые мгновения, когда парень выступал на арене – на большой арене калгарийского Ледового дворца, весьма похожего на этот, олимпийский. Да, да, да… Очень хорошо! Представь себе, Григорий Александрович, что стоишь в центре той канадской калгарийской арены, где Майкл Чайка в двух программах подряд при всем честном народе надругался над силой земного притяжения. Сюда ему была брошена с небес лонжа…
Еще раз… сначала. Нина Чайка умерла в те самые мгновения, когда Майкл Чайка выступал на арене. Во время выступления ему была брошена небесная лонжа. Ничего нового. Это Макаров уже знает. Он не знает другого: как небесная лонжа выглядит и функционирует? В том, что держит ее не кто-нибудь, а Нина, у Макарова сомнения нет.
Стоп! Как это нет сомнения? Сомнение должно быть. Оно необходимо, без сомнения не может быть знания. С чего это Макаров вообще взял, что небесную лонжу нужно держать? Не нужно ее держать. И никакая она не лонжа в цирковом понимании – не веревка, не металлический трос, а, может быть, состояние атмосферы? Невидимое, продуваемое земными ветрами, запахами, звуками облако. Облако, в которое превратилась, отлетая, душа Нины?!
Душа, уходя из земной реальности в реальность иную, став невидимым для смертных облаком, перенеслась к арене, чтобы проститься с любимым существом. Майкл Чайка, ничего не ведая, в это энергетическое облако вошел, не мог не войти. Не он за облаком, облако за ним следовало. Окутывало его, несло, возносило надо льдом!
Получается, что Майкл Чайка парил в душе своей матери? Звучит слишком метафорично, но иначе не скажешь.
Как же Макаров раньше до такого простого объяснения не додумался? Механизм небесной лонжи, можно считать, разгадан…
Макаров открыл глаза. Помахал грузному сварщику в оранжевой спецовке, переходившему от трубы к трубе без всякой последовательности. Сварщик кивнул: ходят тут всякие, начальников больно много развелось.
…Чайка парил в душе своей матери! А на второй день? Когда произвольную программу катал? Так же и катал. Душа еще не улетела. На прощание ей было отмерено девять дней. Значит, душа Нины могла помогать своему сыну-внуку девять дней подряд. Или только три дня? В любом случае по времени все сходится: мужчины-одиночники катали произвольную программу на следующий же день после короткой.
Потом, через сорок дней, душа улетела. Далеко. И «летучий канадец» перестал быть летучим. Остался наедине со своими, с позволения сказать, талантами и умениями. Небесная лонжа его более не держит, он катается как распоследний бездарь, скрывает это ото всех. Даже от Canadian Skating Union скрывает, а от Макарова, разумеется, скрыть не сумел, хоть и шваркнул макаровскую видеокамеру об лед.
Вероятность возвращения небесной лонжи равна нулю. И сам Майкл, и его биологическая мамаша, говоря языком Достоевского, «твари, дрожащие». Права на поддержку небес не имеют.
Майкл Чайка, зачатый то ли во грехе, то ли в насилии, то есть в еще большем грехе, давным-давно сломлен о бабушкину коленку. Элайна, его мать, ходячее и глубоко порочное недоразумение. Нину вполне можно и пожалеть: хороши потомки. Она им, точнее, ему, внуку, даже с того света помочь пыталась. И ведь помогла, что удивительно!
«Улетай, туча, у-ле-ета…» – вдруг возник и мгновенно оборвался голос Пугачевой. «Динамики проверяют», – догадался Макаров. Динамики проверяют примадонной. Улетай, туча, улетай! Улетай куда подальше и не возвращайся! Не нужна ты здесь. У Григория Александровича Макарова серьезные планы. И все шансы на их воплощение. Слышишь, туча? Улетай! А за знак спасибо.
Макаров расправил плечи. Стал быстро и ловко переступать через подложенные под грядущий лед трубы. «Ну и наворотили!» – думал беззлобно, пробираясь к выходу.
«Чего схватился? Чего вдруг улепетывает? – оранжевый сварщик проводил Макарова встревоженным взглядом. – Недоработки, что ли, заметил? Жаловаться побежал?»
Макаров мчался прямиком в ресторан «VIP». Зал был пуст: делегация уже отобедала. Паша Бачурин сидел на красивом и новеньком угловом диване. С девушкой. Девушка, Макарову незнакомая, то и дело тихо смеялась, говорил Паша. Увидев Макарова, он тут же замолчал, словно Григорий Александрович мог в чем-то его уличить, разоблачить его, Пашины, гнусные намерения. Как был мнительным, так и остался.
Макаров повернулся и ушел. У Макарова сегодня хорошее настроение!
Глава 130
Канада. Калгари
Клаудио смотрел на дорогу, не на Майкла, понять, какое у него настроение, было невозможно. Неужели совсем не рад?
– Почему раньше про квадруплы не сказал?
Майкл сидел рядом с Клаудио на переднем сиденье его автомобиля. Битый, черный, купленный подержанным джип – недорого, но круто. К зеркальцу кожаным шнурком привязан маленький костяной крестик. Лариса, дама верующая, в сердце
